Тени Предтеч - страница 10

— За учебники спасибо, — сказала она и удалилась, слегка покачивая бёдрами.

Это был не обмен. Просто на прошлой неделе, я вызвался добровольцем (как-то у меня вошло это в привычку) помочь разгрузить книги, в университете. Те в благодарность дали мне несколько списанных учебников и добавили художественной литературы. Не особо интересной, иначе бы не дали. Учебники я сразу сплавил Новиковой, она не раз говорила, что после службы продолжит учёбу в Политехническом. Предупредил, что старые и списанные. Но всё равно, пришлись к месту.

— Ты смотри, что с нашим рядовым, — снова разинул пасть Мишаня, едва Новикова отдалилась на расстояние, с которого она точно не услышит вопли ефрейтора Филиппова. — Аж слюна потекла!

Избавиться от дурацкой привычки обсуждать товарищей, я пока не смог его заставить, но, по крайней мере, научил его соизмерять мощность глотки и вводить людей в искушение, набить ему морду.

Костин снова закашлялся и стал сплёвывать махорку.

— Ну почему нам дают сигареты без фильтра! — возмутился он. — Неужели нельзя выпускать побольше нормальных!

— Неправильно мыслишь, товарищ рядовой! — вмешался я. — «Астру» без фильтра, положено выдавать молодым, почему? Потому что, вы вечно голодные, а ей и накуришься, и наешься!

Мишаня снова заржал аки конь. Саша Костин сплюнул ещё раз, и потушил бычок.

— Кто в каптёрке? — спросил я у него, когда он начал выходить из проёма, бывшего нашей курилкой.

— Янис. В смысле рядовой Балодис, — отозвался он.

— Отлично, — сказал я. — Тогда докуриваем, и быстро в каптёрку, иначе Грибаидзе припрётся, тогда точно до наших нычек не доберёмся.

Костин не отреагировал на мои слова. Он слишком мало прослужил и не знал, местную солдатскую примету, что как только сержанты начинают вскрывать свои нычки, значит готовиться большая подлянка.

Я осторожно постучал в дверь каптёрки.

— Кто там? — раздался голос Яниса Балодиса, с лёгким, очень неуловимым акцентом.

— Русские оккупанты! — ответил беспардонный Мишаня, своими громовым голосом.

Я закатил глаза, и ткнул его локтем в бок. Железная дверь заскрипела, открылась и перед нами предстало разозлённое лицо Яниса. Его можно было понять. Из-за шести идиотов дурно отзываться обо всём народе, это реальное хамство и неуважение.

Сейчас уже многие забыли, но дело было вот в чём. В самом начале войны, в Риге, местные недобитые фашисты, выбежали на площадь с плакатиками «Лучше инопланетные оккупанты, чем русские». Они так недолго простояли, их начали избивать чуть ли не местные жители, а подоспевшая милиция по большому счёту спасла их от самосуда и расправы. После были выступления по Центральному Телевидению, деятелей латышской культуры, спортсменов и прочих, все осуждали это выступление. От них даже открестились эмигранты, а американцы промолчали, как и наши в аналогичных случаях в США. Но ложечки нашлись, а осадок остался. И у некоторых людей, преимущественно жителей провинции, таких как ефрейтор Филиппов, это иногда прорывалось.

— Извини Янис, — сказал я солдату и у того удивлённо вытянулось лицо. — Товарищ Филиппов иногда позволяет себе дурацкие шутки, не думая над тем, что это не смешно, а оскорбительно.

Мишаня мрачно промолчал, а я, чтобы не терять времени вошёл в каптёрку.

— За нычками? — спросил Балодис.

— За ними, за родными. А что?

— Грибаидзе полчаса назад прибегал, сказал, что скоро будет и чтобы я никого не пускал. Товарищ Кирьянов, что-то готовится?

— Угу, — пробормотал я, быстренько добираясь до наших с Мишаней запасов. — Спецоперация. Пока не говорят, где как и почему, но в течение суток, доведут до личного состава.

Глаза Яниса радостно загорелись. Салабон, что тут скажешь. Служит второй месяц, пороху ещё не нюхал, поэтому очень хочет побывать в бою, а ничего хорошего в этом нет. Нет, я-то отсиживаться не собираюсь, не для того я добровольцем пошёл. Но и радости мне это уже не доставляло.

Нычку искать долго не потребовалось, и вот наконец, я извлёк нас с Мишаней драгоценный запас. Четыре блока сигарет. Два — «Астра» с фильтром, один блок болгарских и ещё один американских. Широко жил партизан Боснюк, ничего не скажешь.