Тени «желтого доминиона» - страница 32
Мадер и сам догадывался, что Мирбадалев – резидент, один из лидеров туркестанской эмиграции, знает ее людей и, конечно, лезет из кожи вон, чтобы выслужиться перед Интеллидженс сервис. Вот кем стоит заняться, уж эта желтая собака наверняка выведет на след всех псов, которые служат англичанам! Чего же угодно мсье Мустафе Чокаеву, что из самого Парижа Вахидова прислал? Да и он ли его прислал? Англичане почему-то не ставили на Чокаева, на этого лощеного типа, от которого, как от шансонетки третьеразрядного кабаре, всегда исходил запах дешевеньких духов. Мадер был знаком с Чокаевым, которого подобрала французская разведка, досконально знал его незадачливую биографию.
Тихо вокруг. Зной струился в воздухе волнами. Большие ребристые камни, потрескавшиеся от жары, будто разбросанные чьей-то гигантской рукой, простирались до самого горизонта. Над горячей степью повисли жаворонки.
«Тут как дома – небо без облаков, солнце горячее, – в глазах Нуры мелькнула грусть. – Птицы такие же. А Конгур далеко…»
– На нас обращают внимание, мой эфенди. – Голос Мадера доносился словно из подземелья. С минарета мавзолея в их сторону вглядывался человек. Час полуденной молитвы еще не настал, и тот, кто взобрался во внеурочное время на минарет, мог наблюдать лишь за двумя спешившимися всадниками, почему-то не торопившимися к святой гробнице. – Нам, немцам, в этой стране мало что угрожает. Но разумно, мой эфенди, если мы не будем привлекать к себе внимание.
Ведя на поводу коней, они зашагали в сторону гробницы. Каракурт хотел было рассказать о прошлом Вахидова, но Мадер перебил его.
– Кто еще был на маслахате? – Мадер погладил рукой гладкую шею неспокойного ахалтекинца, чуть замедлившего шаг.
– Джапар Хороз… Так его зовут. – Каракурт тоже попридержал своего коня, а когда ахалтекинец поравнялся с карабахцем, продолжил: – Хороз – по-туркменски «петух»… Он и похож на петуха. Сам он мервский. Старый знакомый… Раза два встречался с ним в Каракумах, привозил Джунаид-хану оружие. При русском падишахе служил агентом охранки, а в девятнадцатом, когда в Мерв вернулись большевики, он ушел в Иран с англичанами, боялся, прикончат красные… Я бы его, собаку, и сам порешил. Морда у него такая противная, глаза серо-желтые, усы топорщатся, как у кота, и борода козлиная с проседью… Сразу не поймешь – петух или козел перед тобой в образе человека. А в тот год, ну, когда мы ушли из Туркмении, он должен был доставить караван оружия. Джунаид-хан говорил, что Джапар Хороз у англичан оружие-то получил, но нам не довез. Продал курдам, что вечно воюют с иранским шахом. А в этот раз Джапар Хороз приехал с Вахидовым, хвастался, что белый свет перевидал, между Мешхедом и Парижем курсирует. Никак, хозяев сменил, шакал…
– Что еще? – Мадер не сводил глаз с мавзолея. На минарете теперь никто не маячил.
– Вахидов все успокаивал Мирбадалева. – Курреев сильной рукой сдавил железный мундштук своего скакуна, выделывавшего копытами вензеля. – Как ребенка уговаривал. Ну что плохого, говорил он, если мы объединим свои силы с русскими, мы под одним Богом, мол, ходим… Православный Иисус Христос – это ваш Иса, пророк и посланник Аллаха. А дыхание Исы, утверждает Коран, животворно: воскрешает мертвых, исцеляет калек, больных. Вахидову подпевал и Эшши-бай: «Вспомните Искендера-падишаха или, как его зовут, Александра Македонского. Он завоевал Иран и Туран, когда язычники – предки туркмен и персов – об исламе и слыхом не слыхивали. Теперь же его, иноверца, считают правоверным, а иранский шах даже объявил его своим предком. Я готов породниться хоть с самим шайтаном, лишь бы нашему общему делу выгода. С паршивой овцы хоть шерсти клок!» А по мне, мой тагсыр, все это пустой треп.
– Не скажите, не скажите, мой эфенди! И бегство умелое иногда считается доблестью. Некий смертный однажды попросил пророка: «Сулейман, научи меня языку животных!» Пока человек не знал, что пророк Сулейман понимает язык птиц и животных, ему было невдомек, какой волшебной силой обладал мудрец…
– Вы говорите загадками, мой тагсыр…
Мадер не успел ответить – навстречу им высыпала толпа юродствующих странников. Многие из них сидели или лежали в тени развесистых платанов, на мраморных ступенях, ведущих к стройной стрельчатой арке гробницы. Они что-то кричали, клянчили подаяние, молили о снисхождении. Кто-то подполз к ним на коленях, вытирал ладонями пыль с их сапог, какой-то безногий целовал края плаща Мадера.