Теода - страница 25

— …

— Какое вам дело до нас? Оставьте вы меня в покое. Я сам во всем разберусь.

Наконец он успокоился. Вернулся и сел на свое место. А я продолжала стоять, дрожа от этой встряски, не зная, что делать дальше. Мне было ясно, что он сердит на меня, хочет, чтобы я ушла. У меня же не было сил двинуться… Я ждала: может, он еще поговорит со мной. Но он молчал. Снова, привычными движениями, взялся за работу.

Я нашарила дверь у себя за спиной и, пятясь, выбралась наружу.

Когда я вспоминаю дни, предшествующие празднику Тела Господня, который в деревне называли попросту Праздником Господним, мне первым делом чудится крепкий, душистый запах леса, и я вновь вижу себя среди наваленных охапок плюща, мхов и еловых веток, которые мы выбирали из этой груды зелени и сплетали в гирлянды. Это приятное занятие сопровождалось болезненным ощущением неудобства оттого, что волосы у нас были забраны в тугие, безжалостно скрученные жгуты. Пока наши руки трудились над зелеными арками, под которыми предстояло отдыхать торжественной процессии, папильотки, сплошь усеявшие наши головы, втайне от всех трудились над красотой прически — предмета завтрашней безграничной гордости.

Зеленая добыча, принесенная из леса, придавала комнаткам старых теток, руководивших работой, праздничный вид; от ее свежих ароматов слегка кружилась голова. На столе и на белых вязаных покрывалах высоких кроватей старушек лежало множество уже готовых гирлянд. Их набиралось так много, что они наполовину заслоняли картинки на стенах; сосновые иглы царапали лики святого Антония и святой Екатерины, а крошечные выпуклые листочки толокнянки свисали с их ушей темно-зелеными сережками.

У каждой из нас была своя задача. Младшим школьницам поручалось резать ветки, выравнивать мох и составлять букеты, которые девочки постарше прикрепляли к длинной веревке. Потом мы втыкали туда бумажные цветы, сделанные учительницей. Розы, пионы и лилии расцветали в ее пальцах с волшебной быстротой, под еле слышное звяканье ножниц, разрезавших шелковистую бумагу. «Они красивее, чем живые», — говорила Селеста.

Зеленые гирлянды выносили из домов и увешивали ими церковь и площади. Мы вплетали туда свою радость; вся деревня была украшена невидимыми и все-таки реальными цветами наших радостей; они озаряли все улицы, все закоулки; они так переполняли душу, что впору было задохнуться.

Вдали гремели барабаны, репетируя перед выступлением; там, где еще утром виднелись одни голые булыжники да пыль, возникали маленькие еловые рощицы; фонтан, обставленный цветочными горшками, утопал в геранях.

Вечером, в канун праздника, радость взрывалась громом выстрела из деревенской пушки. Мы засыпали в нетерпеливом ожидании рассвета. А вот и второй выстрел. Значит, это уже настала заря, та самая. Третий залп, четвертый. С каждым из них мы словно воспаряли к облакам. Потом опять спускались на землю. Наши сердца, истомленные предвкушением праздника, бились так же тяжело и глухо, как сердца, убитые горем.

А наши волосы, слишком обильные для тщедушных детских тел, для лиц, терявшихся в этих крутых завитках, раскидывались вокруг нас ковром неведомой буйной растительности. Мы изумленно убеждались в этом, проверяя их на ощупь и чувствуя себя истинными королевами. Ромена, я и еще тринадцать наших подружек были «белыми избранницами» послушниц Святого Розария — нам поручалось нести их хоругви. В такой день нас наряжали в белые платья. Легко себе представить, что это означало для девчонок, которые круглый год носили темные или пестрядинные одежки. Тут уж мы даже забывали о своих черных шерстяных чулках и грубых башмаках, подбитых гвоздями!

Вот таким образом мы и сопровождали Господа в его триумфальном шествии по деревне и окрестным полям. Трижды за это время кюре останавливал процессию, чтобы Он отдохнул на одном из цветочных алтарей, и пока музыканты били в барабаны, а маленькие певчие звонили в колокольчики, все остальные, преклонив колени, возносили к Нему молитвы.

Уж Он-то, наш Бог, понимал, что Его созданиям хочется торжествовать и веселиться и надо позволить им это, а потому оставлял нам сплетенные гирлянды — ведь мы их делали в Его честь. И однако, Бог чувствовал себя на земле лишь гостем. В этот день праздник земли был так великолепен, что его одного хватало с лихвой. Люди, сотворенные Богом, проносили Его по лугам, которые Он даровал им. Но был ли Он тут у Себя дома?