Теория и практика аргументации - страница 28

— историко-культурный подход;

— пространственно-культурный подход;

— системно-познавательный подход;

— культурлингвистический подход.

Историко-культурный подход предполагает изучение становления, развития и трансформации понятий с течением времени в одной или нескольких культурных традициях, а также при их смене в историческом процессе. Для иллюстрации приведем два примера.

Обратим внимание на интересную монографию М.В.Ильина, в которой автор анализирует историческое изменение смыслов важнейших политических понятий (словопонятий) в античной и западноевропейской традициях и сравнивает их с отечественным политическим дискурсом{52}. Проведенное культуристорическое исследование политических словопонятий, как справедливо отмечает автор, должно способствовать становлению нормативного, рационально обоснованного, политического дискурса. Например, рассматривая фундаментальное общественно-политическое понятие “свободы”, Ильин относит его к сущностно оспариваемым{53}. В современном дискурсе данное понятие многозначно и даже внутри себя содержит противоположности. Автор предлагает отличать “свободу вне и от” и “свободу в и для”. Свобода в первом смысле (liberty) выделяет граждан как вольноотпущенников, исторически связана с осознанием разделения на “свои” и “чужие”; свобода во втором смысле (freedom) “влечет к друг другу, заставляет соединяться в гражданских инициативах”, ее исторические корни уходят к первобытным смыслам свободы-любви, миро-приязни и миро-общности в нерасчленном родо-племенном сознании. Необходимо просматривать все логические возможности, связанные с понятием свободы, в том числе и такие, как “жить вне общества” и “быть свободным в обществе”. “Догматический прогрессизм мешает уяснить, а тем самым и освоить способы и средства свободной интеграции личности в обществе не на архаичных, а на вполне современных началах, чтобы тем самым добиться эмансипации как человека, так и человеческого рода, явившихся в новых отличиях и с новыми смыслами”{54}.

Второй пример. Композитор и искусствовед В.И.Мартынов книгу, посвященную русскому молитвенному богослужению, начинает с обсуждения толкований понятия “древнерусское богослужебное пение”: можно ли считать, что оно является частью музыкального искусства, или же “пение это есть нечто совершенно иное, не имеющее никакого отношения ни к музыке, ни к искусству вообще?”{55}. Как отмечает автор, еще в 60-х годах XVII века в трактате “О пении божественном” дьякон Иоаким Коренев писал: “...Я же всякое пение называю музыкой”, и по крайней мере с тех пор концепция единства богослужебного пения и музыки стала доминирующей, и до сих пор ею пользуются без оговорок современные ученые-медиевисты. Как доказывает Мартынов, в древнерусском традиционном мышлении за словами “пение” и “играние” стояла оппозиция сакрального и профанного. “Слова “петь” или “пение” обозначали пение в церкви и относились только к богослужебным песнопениям. Слова “играть” или “играние” обозначали пение вне церкви, в мире и употреблялись даже в случаях вокального исполнения песен. Вот почему применительно к мирским песням никогда не говорилось “спеть песнь”, но употреблялось выражение “сыграть песнь”. Примерно к XVII веку слова игра” и “играние” заменяются словами “музыка” или “мусикия”. С игрой или мусикией связывают не просто мирские, а со значением демоничности действа: “Мусикия — в ней же пишутся бесовские песни и кощунства””{56}.

Играющее сознание и молящееся сознание в древнерусской традиции противопоставляются как два противоположных состояния сознания. Молитва обращена вовнутрь, к Богу, а не вовне, к миру; овладение процессом молитвенного пения рассматривалось как навык аскетического очищения сознания на пути к просветлению. Мартынов совершенно справедливо утверждает, что при современной интерпретации богослужебного пения как музыки без учета вышеуказанных обстоятельств невозможно и близко подступиться к выяснению сущности молитвенного пения. В историко-культурных исследованиях подобные подмены понятий нередки, и причины тому могут быть разные — как недобросовестность исследователей, так и неосознаваемая разница в ментальности, отсутствие опыта и соответствующих способностей к нему.