«Теория заговора» - страница 16
Примером, подтверждающим наши слова, служит антимасонская кампания в США первой трети XIX века. Непосредственной причиной для возникновения антимасонского движения послужила история капитана У. Моргана. Будучи масоном с тридцатилетним стажем он, совместно с адвокатом Д. Миллером, подготовил к изданию книгу «Иллюстрации масонов», представляющую собой описание масонской символики, тайных знаков и устройства лож. Противники издания — масоны — всячески пытались противодействовать выходу книги. Предпринимались попытки сжечь типографию, в которой должна была печататься книга, неизвестные проникли в дома авторов с целью поиска и уничтожения рукописи. История драматически завершается таинственным исчезновением У. Моргана, похищенного средь белого дня 12 сентября 1826 года. Этот день и становится точкой отсчёта для антимасонской кампании. Во многих штатах стихийно прошли демонстрации, возникли антимасонские комитеты, стали издаваться многочисленные конспирологические газеты и памфлеты. В следующем, 1827-ом, году создаётся Антимасонская партия. Кандидатам от новой партии удалось получить места в ряде законодательных ассамблей, антимасоны сумели получить и несколько губернаторских кресел.
Но достаточно быстро конспирологические настроения внутри самой партии сходят на нет, уступая место более приземлённым, традиционным целям и задачам. Современный отечественный исследователь, анализируя развитие Антимасонской партии, отмечает следующее: «В дальнейшем, однако, антимасоны сосредоточились на требованиях демократизации политического строя, обеспечения “равенства прав”, “равенства перед законом” и противодействия злоупотреблениям элиты»>{60}. После скорого неизбежного снижения интереса к теме «масонского заговора» партия стремительно теряет популярность и влияние. По сути, вся антимасонская кампания была сосредоточена вокруг «дела Моргана», явилась острой реакцией на злободневное событие[3]. Неудивительно, что последующие поколения конспирологов увидели в падении популярности антимасонов ещё одно доказательство всесилия «вольных каменщиков», которым удалось задавить оппонентов. Д. Рид приводит слова из резолюции партийного съезда антимасонов, прошедшего в 1830 году в Вермонте, объясняющие причину изменения общественного мнения: «…по непонятным причинам требования расследования скоро угасли; печать оказалась столь же немой, как голос задушенного часового, а народная масса в полном неведении того, что прозвучали сигналы тревоги по вопросам, касавшимся масонства»>{61}. Для реактивной фазы развития «теории заговора» и характерна сосредоточенность на ярком, потенциально конспирологическом явлении. Но и здесь необходимым элементом выступает ретроспективность, хотя бы и в «сжатом» виде, тогда как шпиономания целиком обращена только к действительности. Для шпиономании феномен «тайного общества» является избыточным в объяснении картины мира, которая строится по принципу: скрытый враг непосредственно связан с открытым врагом. Эти две формы амбивалентны и без труда трансформируются одна в другую. Для «теории заговора» есть одна форма враждебности по отношению к социуму: «тайное общество», являющее собой самодостаточную систему, которая не имеет выхода к другой социальной общности. Шпион представляет собой субъекта, который во враждебном государстве обретает черты нормального социального субъекта. У него есть семья, друзья и другие атрибуты среднестатистического гражданина, его «шпионская деятельность» может восприниматься в качестве опасной, полной риска, но всё же аналогии работы.
Возникает вопрос: когда тайное общество трансформируется в «тайное общество» «теории заговора»? Какой тип реальных, исторических закрытых сообществ становится моделью, архетипом для конспирологии?
Обратимся к античности, к реально существовавшим «тайным обществам» раннехристианского периода. Именно в эту эпоху количественная и качественная представленность позволяет нам наиболее объективно оценивать феномен тайного античного общества. При всём своём многообразии «тайные общества» данного периода отличались следующими особенностями. Организационно они представляли собой замкнутые малочисленные группы, структурно оформленные вокруг того или иного культа или тайного учения (культы Изиды, Кибелы, Митры, учения Гермеса Трисмегиста). Следует заметить, что гностические течения в христианстве мы не совсем вправе определять как «тайные общества». Это связано с тем, что те объединения, которые мы называем «тайными» (валентианцы, ариане), во время их реального существования вовсе не были «тайными», а представляли собой альтернативные течения внутри христианства. Их «конспирологизация» есть следствие вытеснения их за рамки ортодоксального христианства.