Теплый лед - страница 21
Обыск начался. Люди вскакивают, напуганные настойчивым стуком, шепчутся за закрытыми дверьми: открывать или не открывать? Смотрят на нас непонимающими глазами, кто в пижаме, кто в нижнем белье. Согретые в постели женщины натягивают себе на грудь ватные одеяла — хватайся за голову и убегай. Так в одном месте, так в другом, постепенно привыкаем… На нас производит большое впечатление, что у каждого офицера по нескольку пар нетронутых сапог. Манта подшучивает над поручиком по прозвищу Белый Конь:
— С этими сапогами небось стал благодетелем для всей своей родни.
Глаза поручика выражают удивление нашему образу мыслей, он пожимает плечами:
— Через год-два и у вас будет в избытке…
Ищем нелегальных, а глаза наши широко раскрываются при виде отрезов в гардеробах зажиточных граждан. Кое-где в прикроватных тумбочках офицерских квартир находим элегантные пистолеты — скорее украшение, чем оружие. У нас склады вооружения, а мы заглядываемся на игрушки!
Никаких нелегальных! Кому нужно идти искать можжевельник для постели или сидеть в кустах до будущей весны, чтобы поесть щавеля! У кого есть причина — у того пересыхает во рту, когда сидит он у печки и прислушивается. Только бы не пронюхали о нем, только бы, бог дал, пронесло!..
Рассветает. Отправляемся спать, но не потому, что хочется, а потому, что не можем смотреть друг другу в глаза. Раскалывается небо, свет медленно растворяет утренние сумерки. Желтеют деревья, ветер метет по площади опавшие тополиные листья.
Сентябрь, сентябрь!..
ЕСЛИ БЫ НЕ МОЛОДОСТЬ
Большинство неудач происходит от излишнего усердия…
Как будто бы знал рапорт, с которым должен был представиться командиру полка, и вроде бы козырял, вытянувшись перед зеркалом, а вот оскандалился. И слово-то яйца выеденного не стоило, а из-за него опозорился!
Пока шли по сумрачному коридору, адъютант легко придерживал меня за локоть. Подойдя к двери кабинета командира, он отпустил меня, постучал, прислушался и нажал ручку. Я остался в коридоре один. За полуприкрытой дверью звякнули шпоры. Потом адъютант легким поклоном пригласил меня войти.
Я слышал свой голос, неестественно громкий и немного изменившийся. Мне показалось, что я переставил одно слово. Переставил или нет?.. Пока искал ответа, остаток рапорта завертелся в голове и перепутался. Я смолк.
Полковник Шопов вышел из-за стола с протянутой рукой. Качнулись никелированные наконечники аксельбантов. Стриженая голова, посаженная в высокий воротник, показалась мне зеленоватым пятном. У пятна глаза и шевелящийся рот. Полковник хотел меня приободрить и улыбнулся.
Я бросился к протянутой руке, но позади меня что-то загремело. По ковру запрыгала пепельница, сделанная из самолетного поршня, со светящейся дугой из стальной проволоки, с белым истребителем, закрепленным на ней. Проволока дрожит и позвякивает. Отвратительный столик поднял свои тоненькие ножки. Это я сбил его.
Сверкала полированная мебель в кабинете командира полка. Поблескивал и кожаный диван. Белел над вешалкой овал зеркала… Снаружи, на плацу, навьючивали лошадей. Грузили тяжелые пулеметы… Лошади дергались, металлические шипы вьючных седел скрипели… Командир был человеком тактичным, он принялся рассказывать мне какую-то веселую армейскую историю, но я был словно оглушен. В сущности, я слышал слова, но смысл их до меня не доходил.
Служба началась.
Осень наступила рано. Первыми потеряли листву вербы, затем тополя. Налились соком груши, дубняк на противоположном склоне Бургаздере стал пестрым. По утрам табачные плантации становились серыми от заморозков. От собранных по огородам тыкв остались лишь длинные веревки стеблей, и иней на них при восходе солнца искрился.
Маленькие городки чувствительны к холоду, зябки. Ни город, ни село! Краска на оконных рамах вспучивается, мерзнут во дворах деревья, в дверных щелях посвистывает ледяной ветер.
Каждый день затемно идем через мутный рассвет этого города. Домики вокруг просыпаются. Самое время, когда так сладко понежиться в нагретой постели. За табачными складами — казармы. Там труба сыплет утреннюю поверку. Ходившие когда-то в шароварах сельские пареньки из Харманлийского и Чирпанского краев — сейчас стриженые солдаты. Они гремят деревянными подошвами по стертым подковками лестницам, толкаются на плацу около умывальника. Кранов — десяток, а солдат много.