Терпкость вишни - страница 8

— Ночные разговоры под рюмочку денатурата, — объяснила Миленка. — Ничего не поделаешь, ты отбила у меня охоту к ночевкам в парке. Остается только монастырь.

— И в монастыре я спала. На Варшавской. Мне некуда было деться во время переэкзаменовки, а в парк после июльской попытки уже как-то не тянуло. Хотя, с другой стороны, там могло быть и неплохо, потому что листьев много нападало. Если хорошенько в них зарыться, то не замерзнешь и можно не бояться, что кто-то тебя обнаружит. Разве что наступит.

— А что с монастырем? — напомнила я.

— Ах да. Пришла я, рассказала, что и как. Монахини велели мне подождать, а сами пошли подумать. Спросить эту… как ее…

— Мать настоятельницу? — подсказала Милена.

— Вот-вот. Та согласилась, и меня отвели в келью два на три метра, но зато высотой метра четыре.

— Как сортир у Квятковской? А зеркало там было?

— Зачем монахиням зеркало? — удивилась Виктория. — Было только маленькое круглое оконце. Утром я вскочила выспавшаяся, как никогда. Сестры подали мне завтрак в постель — ломоть хлеба с сыром и какао. Говорю вам, полный комфорт. Потом провели меня в часовню и сказали, чтобы я помолилась, как мне хочется.

— И что? — спросила я.

— Через пять минут мне показалось, что мое призвание — стать монахиней. Я сразу разлетелась к одной из них, а она объяснила, что это обычный страх перед действительностью. А от жизни убежать невозможно. Она даже в монастыре тебя настигнет…

Мы пересмотрели все газеты. Миленка истратила четыре телефонные карты — и все без толку. Кроме обшарпанной комнатенки в квартире вместе с ненормальными хозяевами, которые в ванной хранят два кубометра картошки, ничего.

— Не знаю, можно ли это назвать приемлемым предложением, — усомнилась Виктория.

— В конце концов, вы могли бы поселиться у меня, но сперва мне нужно будет поговорить с папой и убедить его, что необходимо протянуть вам руку помощи потому, что у вас есть потенциал или что вы являетесь будущей интеллектуальной элитой воеводства…

— Нет, знаешь, я скорей предпочту парк Иордана, — объявила Миленка.

— Надеюсь, мы найдем что-нибудь поуютнее, — вздохнула Вика. — Листья там уже убраны, да и заморозки начались.

— Можем нелегально перекантоваться в общежитии, — вспомнила вдруг Милена. — У меня там есть знакомый — Анджей с социологии. Правда, у него в комнате уже живут двое, но, может, он пристроит нас под столом или умывальником.

— Остаются еще лестничные клетки в многоэтажках. И летний дачный домик недалеко от Прондницкой.

— Огромный выбор! — обрадовалась Милена. — Девочки, все не так плохо!

Дело дрянь. Мы потратили еще четыре карты. Всюду либо уже сдано месяц назад (что они печатают, эти газеты?), либо квартира еще свободна, но:

— только до Нового года;

— сдается только парням;

— сдается девушкам, но либо со старших курсов, либо знающим китайский или другой экзотический массаж;

— студентам не сдается;

— студентам сдается, но только с медицинского.

Вдобавок ко всему дачный домик уже занят, так же как и последние свободные места за шкафом в общаге у знакомого Миленки.

— Я сегодня поговорю с папой. Расскажу о таящемся в вас интеллектуальном потенциале…

Мы стояли на Плянтах, обсуждая, что делать дальше. Где еще могут висеть объявления о нормальной комнате для двух нормальных студенток Ягеллонского университета?

— Пока не торопись, — попросила Милена. — Может, еще чего-нибудь найдем. Может, случится чудо.

В эту минуту на дорожке показались джинсы и свитер, окутанные клубами зеленоватого дыма.

— Травка! — обрадовалась Миленка. — Что ты тут делаешь?

— Гуляю. Ну и еще поставщика жду. Он уже час назад должен был прийти.

— Как мы рады тебя видеть. Ты так неожиданно исчез, что мы даже не успели попрощаться.

— Это в знак протеста и из солидарности с тобой, — объяснил Травка. — Пусть теперь она ищет желающих на обе комнаты.

— А где ты теперь живешь?

— На Казимира у друга, большого любителя компьютерных игр. Рядом есть еще одна квартира, сейчас она как раз свободна. А вы где теперь живете?

— Нигде, мы ничего не нашли, — пожаловалась Вика с обреченностью андерсеновской девочки, у которой осталась всего одна спичка.