Террорист номер один - страница 15
Вообще-то в мадафу[23], как и в мечеть, любой правоверный мог войти в любое время, даже ночью, но только не сегодня в Ишкашиме. По Бадахшану уже давно не ходили чужие, а по столице Джамаата тем более. Своим же, Аллах велел ночью спать.
— Понимаете, товарищ генерал, то, что вы назвали цирком, для Масуда им совсем не является. Для него — это Адат. То есть священный обычай.
— Ты хочешь сказать, что он поверил в то, что я принял Ислам?
— Нет, этого я не говорил. Масуд вам не поверил, он все увидел своими глазами. Вы ведь при нем произнесли Шахаду[24]. Теперь не Масудово дело судить о вашей искренности — только Аллах вам судья. Если вы мунафик[25], то вас покарает Аллах, а Масуд теперь может рассчитывать на Шафаат[26]. Вы позволили ему сохранить лицо, а на Востоке — это самое важное для мужчины-воина.
— Все так просто?
— Это очень не просто, товарищ генерал. Ислам вообще не простая религия, в нем куда больше ересей, чем в любой другой. В Исламе каждый, извините, мудак, может начать толковать хадисы[27], а то и самые неоднозначные суры[28] Корана. Не каждый мудак, разумеется, рождает новую ересь, но сама возможность, согласитесь, говорит о многом. Даже у не мудаков, в голове у каждого — свой Коран и свой Аллах. Исламу всего полтора века от роду, а нынешней цивилизации Востока, уже больше шести тысяч. Когда Ислам добрался до Афганистана — это был уже сформировавшийся институт управления обществом. Удобный институт, вполне подходящий местной правящей элите. Здесь и сейчас, правящая элита — это вы, товарищ генерал. Для Масуда нет ничего удивительного, что Аллах вас призвал к себе на службу, как когда-то призвал его предков.
— Интересно. «Любой мудак»… — генерал-майор усмехнулся, — То есть, теперь и я тоже?
— Если захотите, товарищ генерал, то вы в полном праве. Только вряд ли это пойдет нам на пользу. Масуд и так ваш, он поклялся вам на Коране, а просто так сеять новые ереси нам ни к чему. Лучше оседлать самую удобную, из уже имеющихся…
Воронов отхлебнул из своей пиалы черного горького пойла и, как показалось Дроздову, получил от этого удовольствие. «Чертов инопланетянин…»
— Да говори уже, Воронов, чего я из тебя клещами тяну. Наверняка ведь уже имеешь план.
— Так точно, планов громадье, товарищ генерал, но действовать мы будем по обстановке. Слона невозможно проглотить, его можно сожрать только кусочек за кусочком. И даже так слона невозможно сожрать одному — он просто протухнет. Нам нужны соратники, а сейчас мы их только начали собирать.
— Только начали? Сколько у тебя уже бойцов, Воронов?
— Верных и настоящих двое, вернее, теперь, с Масудом трое. Еще сотен пять можно условно считать бойцами. И еще тысяч семь «пушечного мяса». Но для того, чтобы сеять ересь — этого мало. Вернее, не так. Чтобы посеять ересь просто ради гордыни, этого вполне хватит, но для того, что я задумал — нет.
— И что же ты задумал?
— Мне не хватит одной ночи, чтобы все объяснить и обосновать, товарищ генерал. К тому-же, вы сейчас просто не проникнетесь идеей. Вы ведь сюда пришли потому, что алкаши из Политбюро ЦК приказали вам возвести на Афганский трон и защитить алкаша Кармаля. Вы даже собственных интересов здесь пока не понимаете.
— Хамишь, Максим?
— Есть немного, Юрий Иванович. Хамлю. Немного. Но ведь это — правда.
В СССР было не так много людей, способных осознать, что это и правда — правда, но генерал Дроздов был как раз из таких.
— Не нашего ума дело, Максим. Нам приказали, мы и влезли.
— Я вас очень уважаю, Юрий Иванович. За Берлин[29], за «Вымпел»[30]… Но чтобы правильно оценить мою задумку — вы пока просто не готовы. Вы совсем не знаете ни Ислама, ни Востока, ни, тем более, рожденного ими гибрида. Я намекну, а вы подумайте. Если уж и сеять новую ересь, то сразу самую главную. Во всяком случае такую, которая имеет шанс ей стать. Мы же не бандой сюда вторглись пограбить караваны, мы пришли сюда Властвовать. Наша ересь должна быть сразу высшего порядка, а это двенадцатый скрытый имам — Махди[31]. Подумайте об этом на досуге. Давайте уже приступим к главному? К тому, собственно ради чего я и вызвал контакт.