Террористка - страница 12
В большой комнате за круглым журнальным столиком сидел отец и двое мужчин. Пили пиво. Один из мужчин — гигантского роста, что было заметно даже когда он сидел, в бархатном потертом костюме, — тут же поднялся ей навстречу и поцеловал влажными губами руку, пристально заглянув в глаза.
— Вы укололи меня бородой, — сказала Оля.
— Лебедев Константин.
Второй собеседник отца с красным лицом и в красной рубахе, подпоясанной черным кушаком, только привстал со своего места, кивнув головой:
— Ангелов Василий.
Оля присела в реверансе.
— Какая вы красавица, — пророкотал Лебедев и тут же сел на место, обратился к Ангелову: — Вы там в Болгарии ничего не понимаете, почему это мы, русские, обязаны спасать славян? И сербы тоже… Разговаривал с одним художником, а он мне — Россия нам должна помочь. Как все хорошо — вы плевать на нас хотели. Как плохо — выручайте, братья.
— Ну-ну, Костя, — похлопал гиганта по плечу Дориан Иванович, — Василий же не говорит, что Россия должна.
— Прямо так не говорит, — вскипел Лебедев, — а на морде у него написано…
— Не смей мой светлый лик называть мордой, — спокойно сказал болгарин почти без акцента, — и не тебе ж спасать придется.
— Да от кого спасать-то? — не унимался Лебедев. — Ваше быдло, как и наше, только об одном и мечтает — жить как в Америке. Вот по их заявкам все и делается.
— Не упрощай, не упрощай, — опять вмешался Дориан Иванович.
Оля прошла на кухню. Там Клава жарила кур и вовсю кокетничала с красивым мальчиком лет двадцати пяти, который резал помидоры и огурцы для салата.
Мальчик что-то говорил, а Клава поворачивала к нему свое разгоряченное лицо, делала большие глаза и восклицала — «Да!» Всем своим видом она подчеркивала, как интересуется тем, что ей говорят. А этот красивый лопух принимал за чистую монету столь фальшиво демонстрируемый интерес.
— Это Оля, а это Вадик, — сказала Клава, заметив Олю.
— А я вас помню, — сказал Вадик, — вы месяца четыре назад были у Дориана Ивановича. Хотите, я вас нарисую? Я не успел вам это предложить в прошлый раз.
— Вы тоже художник?
— Да.
— Нет, Вадик, я не хочу, чтобы меня рисовал ты.
Это «ты» Оля произнесла подчеркнуто, после чего Вадик должен был отстать от нее. Но он был слишком самовлюбленным молодым человеком, чтобы понять все правильно.
— Ну хотите, я нарисую только ваш портрет?
— Боже, Вадик, — испуганно прижала руки к груди Оля, — а вы хотели рисовать меня обнаженной?
— Хотел, — нагло заявил Вадик.
— Какое хамство, — покачала головой Оля.
— Нет, почему же… — горячился молодой человек.
— Вадик, ты что, не понял? Твои не пляшут, — вступила в разговор Клава.
— Вечно у вас, у баб, какие-то мысли дурацкие в голове, — зло сказал Вадик.
Женщины расхохотались.
Молодой человек в растерянности порезал палец и вышел вон. Оля села резать овощи вместо него.
— И чего ты приперлась? — сказала с сожалением Клава. — Он так со мной заигрывал.
— Ничего, придет — продолжите.
— Он на тебя глаз положил.
Оля промолчала. Мужчины, а тем более красивые, не были ей безразличны. Но она была из тех женщин, которых не так уж и мало, — физически неспособных изменять. Иногда она была зла на Станислава. Он полушутя предупреждал ее, что не силен как любовник. Но разве дело в этом? Пусть бы она просто была рядом с ним, чтобы до него можно было дотронуться, прижаться к нему. Она никогда не думала, что до такой степени может быть точным выражение «переложить тяжесть со своих плеч». Именно этого ей хотелось. Человек же, который мог ей в этом помочь, был неизвестно где.
— А этот Вадик классный любовник, — сказала Клава.
— Ты с ним спала?
— Нет. Просто чувствую. Он такой нервный, руки такие… как будто он все время что-то поглаживает, и глаза… Он словно постоянно обдумывает, как станет прикасаться губами к женщине, раздевая ее.
— Ты нимфоманка?
— Я люблю мужчин, — сказала Клава и после паузы добавила: — И некрасивых даже, если в них что-то есть. Сама знаешь, такие обаятельные бывают.
Оля знала. Ее бывший муж был красавец, а Станислав очень обаятелен. Но ей никогда не понять, в чем тайна этого обаяния. Скорее всего, он таким родился. Наверное, обаяние — это, как и красота, от Бога.