Террористка - страница 28
Маму можно понять. Она очень любила Сережу. Она ничего не понимала и не хотела понять. Во всем винила Олю. И, как бывает у цельных натур, не могла уже спокойно видеть свою дочь. Та ее раздражала до ненависти.
Раздался звонкий смех Клавы. Шарлатан Митя чем-то рассмешил ее. Оля лежала неудобно. Рука затекла, но ей лень было вытащить руку. А Клава все смеялась и смеялась.
Неожиданно раскрылась дверь, и Оля увидела Митю. Его пронзительный, почти прожигающий взгляд поразил ее. Не прост ты, Митя, не прост.
продекламировал фальшивым голосом Митя.
— Кривляетесь? — спросила Оля. — Зачем?
— Вам не нравится? Ведь это же Есенин?
— Вы мне не нравитесь, — Оля взглянула на свои голые ноги и неприлично распахнувшийся халат, — убирайтесь отсюда, — сказала она, правда, не повышая голоса.
— Все нормально, — сказал Митя, — ваш папа звонит мне, кричит, что его дочь не в себе, вчера у нее была истерика, а сегодня с утра пораньше вместо того, чтобы опохмелиться, она читает «Черного человека». Ну и я, некоторым образом обязанный господину Снегиреву, не жрамши, лечу на всех крыльях и вижу…
Он бесстыдно стал рассматривать ноги женщины.
— И. вижу зеленоглазую блондинку, «такую же простую, как сто тысяч других в России».
— А вы хорошо знаете Есенина, — Оля почувствовала, что несмотря на кривляния шарлатан нравится ей.
— Интересный был тип Есенин, — кивнул Митя и без спроса сел в кресло, закинул ногу на ногу, закурил американскую сигарету.
— Он — великий русский поэт, — опять же не повышая голоса, сказала Оля. А запах сигарет ей нравился. И нравилось то, что у этого мужчины сильный взгляд.
Они с минуту смотрели друг другу в глаза. Лицо шарлатана напряглось. Глаза стали странными. Словно их заволокла дымка. Оля почувствовала, что у нее немеет затылок, но своих глаз не отвела.
Шарлатан подошел к ней и положил руку на лоб. От руки шло тепло.
— Хочешь уснуть? — спросил он как давно знакомый человек, знающий ее, быть может, лучше, чем она сама себя знает.
В этом вопросе было дружеское участие.
— Нет, — упрямо покачала Оля головой, стряхивая с себя наваждение, — я и так сплю нормально, без гипноза, только…
— Что «только», — уже отошел к креслу Митя, кажется, раздосадованный.
— Кошмары мучают.
Митя словно не расслышал сказанное ею. Он спрятал руки в карманы (дымящаяся сигарета лежала в блюдце вместе с не доеденным Олей апельсином). Покачался на носках: вперед-назад.
— Честно говоря, не знаю, как утешить вашего старика. Нервишки у него дрянь, и мнительный он очень. Давайте притворимся, что я вас лечу. Вы мне подыграете?
Опять быстрый взгляд монгольских черных глаз.
— Бросьте ваньку ломать, — сказал Оля устало, — зачем вам эти трюки? Я в самом деле неважно себя чувствую. Если вы мне поможете, я буду благодарна.
— Как джентльмен, могу вам признаться, — доверительно сказал Митя, — я никогда и никому не стремлюсь помочь. Я не лечу людей. Это отнимает массу сил, здоровья…
— А зачем вам здоровье?
— Как зачем? Разврат и рестораны, женщины и вино — все, что составляет основу жизнедеятельности любого, подчеркиваю, нормального мужика, все это входит в мой почти каждодневный рацион.
— Так что же? — чуть улыбнулась уголками губ Оля.
— Вы знаете, у меня есть нечто вроде клуба. Мы как бы все занимаемся психологией. Ведь любой человек сегодня желает знать, на что он способен. Многие хотят изменить свой имидж. И я как бы им помогаю. Деньги мне платят немаленькие, а все эти штуки… психологические, они мне самому нравятся.
— А почему вы так откровенны со мной, если это не игра?
— Вы что, придете в мой клуб и станете пересказывать наш разговор?
Оля отрицательно покачала головой. Что в самом деле она теряет, если примет предложение Мити? Станислав не звонит, а она вполне самостоятельная и свободная женщина.
— Один вопрос… — начала она.
— Даю ответ. Занятия у нас продолжаются от двух до двенадцати часов в день. Ночевать все уходят домой.
Оля улыбнулась.
— Я согласна стать подопытным кроликом.
— Скорее тигрицей, — последовал ответ без всякой иронии.