Террористка - страница 33
Когда Дубцов вошел в сопровождении Рекункова, на сцене выступала брюнетистая девица. Она орала «Очи черные». Ей подвывали многие в небольшом, битком набитом зальчике.
— Валериан, — заорал со своего места Филиппов и попытался подняться, но его качнуло, и он остался сидеть. Худая немолодая женщина в атласном красном платье за его столиком задорно расхохоталась.
Дубцов узнал ее. Это была Серебрякова, известный художник-модельер.
«Бог мой, — подумал Дубцов, — и она тоже патриотка?»
— Садись, Валериан, садись, водочки выпей, огурчиком закуси.
Приглашал Филиппов радушно, но хитрые его глаза не показались Дубцову пьяными.
— Вот селедочка, вот картошечка — налегай.
Дубцов приподнял стопку с прозрачной водкой, кивнул Олегу и его даме, одним махом выпил.
— Хорошо! — сказал Олег, опуская свою стопку.
Филиппов очень старался походить на дореволюционного купца, и, надо отдать должное бывшему директору совхоза, у него получалось.
И бородка ему шла, и косоворотка обтягивала толстую красную шею, а главное, приемчики, словечки… Быстро вошел он в свою роль и, кажется, сам себе очень нравился.
Был он весьма говорлив, и Дубцову не надо было тратить энергию на поддержание беседы.
— Когда я только стал директором совхоза, — говорил Филиппов, — то повстречал удивительнейшего человека — Дранкова Бориса Федоровича — он соседним колхозом руководил. И Боря всю механику социальной справедливости объяснил мне на трех пальцах, — Филиппов вытянул перед собой руку и внимательным взглядом посмотрел на свои смуглые плебейские пальцы. — Да, — он сделал паузу, вспоминая, зачем руку вперед выставил и разглядывает ее, — да, так вот… на трех пальцах. «Ты, — говорит, — Олег, пойми простую вещь, к людям надо иметь подход. Вот я, — говорит, — должен купить агроному машину, чтобы в другой колхоз не убежал, я покупаю. Но одновременно беру мотоцикл и три велосипеда. Собираю собрание и говорю, что несколько наших работников награждаются ценными подарками. Такие-то доярки велосипедами, такой-то механизатор мотоциклом, а агроном машиной. И что? Все довольны. Ибо понимают: доярка не агроном, ей машина не полагается. А велосипед сыну — самый раз».
Филиппов покачал головой, как бы еще раз восхитившись мудростью Дранкова.
— А у нас что делают? Разве можно так — одним все, а другим — ничего?
Брюнетистая певичка опять запела.
— Стой, стой, — сказал Филиппов, словно кто-то собирался мешать ему слушать песню.
Слушал он с отрешенным и даже страстным лицом. Когда песня кончилась — всхлипнул:
— Не дошли наши до Москвы, не дошли.
— Какие наши, Олег? — с улыбкой погладила его по голове Серебрякова.
— Белогвардейцы.
В ресторане после этой песни прослезились многие. Раскрасневшиеся лица, громкие голоса, самоуверенно-вызывающие или, напротив, умиротворенные взгляды… Но уже через минуту Филиппов забыл о белогвардейцах и рассказывал Серебряковой, как проказила его любовница, как требовала от него поездки в Ниццу.
— У меня девочка одна работала манекенщицей, — закурив, начала свой застольный рассказ Серебрякова, и сильный голос перекрыл все шумы в ресторане, — так она вышла замуж за настоящего миллионера, и не за африканца, араба или еврея нашего бывшего, а за красивого испанца.
— Все равно — падла, — сказал Филиппов.
— Вернулась на днях, — продолжала Серебрякова, — плакала у меня на груди, Не смогла жить со своим испанцем. У нее какой-то электрик в любовниках до испанца был, красивый малый, но «закодированный», вот его, говорит, люблю. Наверное, это о-очень не типичный случай, но, как женщина, я ее понимаю. Когда привыкаешь к запахам мужчины, к его рукам, к тонам его голоса, — глаза Серебряковой подернулись влагой тумана и стали мечтательными…
Тут, однако, принесли севрюгу «по-подмосковному»: с грибами в сметане.
Филиппов и Серебрякова принялись за нее, выпив предварительно водочки.
«Сейчас они окосеют окончательно и будут плакать о погибшей России», — устало подумал Дубцов.
Но он ошибся.
— Говори, зачем пришел, — пережевывая царскую рыбу, спросил Филиппов.