Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама) - страница 16

стр.

Комбинация ненависти (к иноземным захватчикам и внутренним врагам революции, срывавшим наступление социально-утопического строя) и отчаяния создала в сознании идейных басиджей тип религиозности, в которой мученическая смерть расценивалась как единственная форма реализации религиозного идеала, а на место идеальной социальной общности в земной жизни, невозможной в реальных условиях, была поставлена «общность-в-смерти»[55]. Таков важнейший вывод ученого, приписывающего иранским смертникам аберрации религиозного чувства в виде «смертоносной религиозности», некрофильских наклонностей, манихейского отношения к телу (как источнику греха). Заметим, что все эти утверждения далеко не бесспорны. Но несомненен сам факт всплеска религиозно-эсхатологических настроений и крайней популярности мученической смерти в иранском обществе в ранний период существования исламской республики, отличавшегося внутренней и внешнеполитической нестабильностью.

Модель самопожертвования иранских басиджей стала живым образцом современного мученика, исповедующего ценности ислама, и привела к далеко идущим последствиям в мусульманском мире. Первой страной, перенявшей новый опыт, стал соседский Ливан, близкий Ирану не только географически, но и конфессионально. Целенаправленное распространение ирано-шиитской версии Исламской революции режимом имама Хомейни принесло значительные плоды в этой стране с крупной шиитской общиной, составляющей до 40 % ее населения. На территории этого государства произошли первые атаки бомбистов-смертников, организованные неправительственными группировками, которые часто признаются первыми террористическими актами с участием смертников в современной истории.

Ливан — родина современного терроризма смертников

Феномен терроризма смертников возник в Ливане в условиях социального хаоса и фактического безвластия из-за гражданской войны между христианскими партиями, с одной стороны, и мусульманскими группировками и палестинцами — с другой, которая продолжалась на протяжении 15 лет (1975–1990). Страна, находящаяся в бушующем пламени междоусобных войн, подверглась иностранной интервенции со стороны соседних государств Сирии и Израиля (оккупировавших северо-восток и юг страны), каждое из которых преследовало собственные интересы. В августе 1982 года в Западный Бейрут прибыл контингент миротворческих сил (США, Франции, Италии и Великобритании) для контроля над эвакуацией палестинцев и сирийских войск и стабилизации обстановки.

Ливанские мусульманские военизированные группировки восприняли вмешательство извне достаточно болезненно. Миротворческие силы западных держав были приняты в качестве враждебных оккупантов, особенно после их прямого вмешательства в конфликт. Что касается Израиля, то его роль в глазах ливанцев выглядела еще более очевидно. Армия обороны Израиля вторглась в Южный Ливан и дошла до Бейрута с единственной целью разгрома палестинцев (Организации освобождения Палестины, чья штаб-квартира в то время базировалась в столице Ливана), которые были союзниками мусульманских партий против христиан-маронитов и их собратьями по вере.

Двадцать третье октября 1983 года стала датой, которую в США принято считать началом истории современного терроризма смертников. В этот день были совершены две внезапные и практически одновременные атаки (произошли с интервалом в 20 секунд) на казармы морских пехотинцев США и французских воздушно-десантных войск. В обоих случаях грузовик со взрывчаткой, управляемый смертником, врезался в здание на полном ходу, полностью его обрушив[56]. Манера атаки и количество людских потерь в результате террористической операции оказали на Запад шокирующий эффект. На стороне войск США погиб 241 солдат и 100 человек было ранено. Франция потеряла 58 солдат, и еще 15 человек было ранено. Капрал, который в то утро нес караул, стал свидетелем трагедии. Из всех деталей произошедшего лучше всего ему запомнилась только одна — улыбка на лице смертника, ведущего грузовик прямо в здание американских казарм[57].

Данная операция ознаменовала собой активизацию радикальных шиитских группировок, выросших под непосредственным патронажем фундаменталистского режима Ирана