Тертый шоколад - страница 11

— Уходили-то вместе, но я у Гоши осталась, а ИЛ ушел. Я думала, к тебе.

— Ну его, Варь, хоть у вас с Гошей все в порядке.

— Как бы не так! У нас с Гошей как раз все отвратительно! Во-первых, он чуть что начинает вспоминать тебя. Женечка с утра готовила оладушки, Женечка пиво не пьет…

Я вспомнила Новый год в «Питере» и покраснела, а Варежка восприняла это на свой счет.

— Прости, Жень, я тебя обожаю, но представь себя на моем месте! И как у тебя эти чертовы оладьи не подгорают?! Я стараюсь, честное слово, да я пирожки печь научусь, чтобы с ним быть, а он… — Варя судорожно вздохнула.

— А во-вторых? — У меня «отлично» по литературному редактированию, так что я даже в домашних условиях не забываю элементарных правил. Например, если было «во-первых», должно быть «во-вторых»…

— Во-вторых, он собрался в Ставрополь. По рынку соскучился, что ли?

Родители Гоши работают на ставропольском рынке и продают китайские вариации на тему дизайнерских сумочек и одежды. Варежку, как ярую защитницу авторских прав в модной индустрии, это бесит.

— Он, наверное, хочет подумать, с мамой посоветоваться, — робко предположила я.

— Вот, вы даже думаете одинаково! О чем тут думать, скажи мне, о чем?! Ты разве не можешь определить, какие чувства испытываешь? Сомневаешься, что любишь ИЛа?!

Нет, не сомневаюсь. Да никогда не сомневалась, с первого дня, когда увидела его на презентации в клубе и подумала, что он полный урод. Смешно, но это действительно было первое, что я о нем подумала: «Вот урод!» Он тогда флиртовал сразу с двумя девушками в минимальных топиках и критиковал глянцевые журналы. А девушки старательно делали вид, что их стринги видны над поясом брючек совершенно случайно. ИЛ тогда, наверное, им верил…

— Жень, ты заснула? — Варежка помахала рукой у меня перед носом.

Довольно скоро мы пришли к логическому выводу, что все мужики сволочи, и вспомнили, что сегодня нам еще сдавать Одуванчиковой фотожурналистику.

У меня с этим предметом еще в прошлом семестре отношения не сложились — моя зачетка полетела с третьего этажа, а Лилия Владимировна орала на весь факультет, какая я дура. Одуванчикова — один из самых уважаемых преподавателей университета, так что сомневаться в ее словах повода не было. Не чересчур жестоко? Каждый ведь может назвать экспозицию экспроприацией. Или не каждый?.. У меня есть все основания покончить с собой прямо сейчас, чтобы потом не мучиться.

По пути в универ мы с Варежкой довольно живописно представили, что нас ждет в случае пересдачи, сильно перепугались и даже купили Ломоносову бутылку пива. Старшекурсники на журфаке каждый год с серьезным видом рассказывают перепуганным абитуриентам, что если не принести жертву сидящему перед факультетом Михайле Васильевичу, то ни за что не поступишь. Безумное количество жертвенного алкоголя собирается «жрецами» для грандиозной вечеринки после сессии. В прошлом году кто-то из абитуров притащил бутылку «Мартини». Надеюсь, поступил…

В университете учится не меньше двух тысяч человек, но почему-то из этого огромного количества народа я натыкаюсь только на ИЛа. Сегодня мог бы меня пощадить, спрятаться где-нибудь в мужском туалете. Хотя нет, тогда я непременно перепутала бы двери. Тата стоит посреди главной лестницы универа и обнимает его за шею. Юбочка супермини, голубая водолазка. Французский маникюр на трехсантиметровых ногтях. Интересно, как она с такими ногтями пишет конспекты? Ест? Набирает номер на мобильном? Или все это делают за нее мужчины?

— Знаешь, чего я боюсь больше всего? — сзади подкралась Варежка, да так незаметно, что чуть не стала причиной сердечного приступа. Я даже подпрыгнула от неожиданности.

— Чего?

— Я боюсь, что она своими кошмарными ногтями проткнет кого-нибудь… — Варя искренне зажмурилась от ужаса.

— Поделом ему.

— Кому «ему»? — не поняла она.

Тут Тата обернулась и заметила нас. ИЛ, по идее, сейчас просто обязан сгореть со стыда или провалиться сквозь землю. Ничего подобного! Подошел к нам под ручку с Татой. Она покраснела.

С ума сойти, Тата еще может краснеть? Или это такие специальные румяна-хамелеоны?