Тиберий: третий Цезарь, второй Август… - страница 6

Неудача Клавдия Нерона на Сицилии вполне объяснима. Для него лютым врагом был именно Октавиан, кого, очевидно, он полагал недостойным преемником великого Гая Юлия Цезаря. Секст Помпеи же, как сын своего отца, ненавидел всех, кто погубил его, сражаясь на стороне того самого Цезаря в гражданскую войну. На время он мог, конечно, пойти на союз с любым, кто помог бы противостоять Октавиану, властвовавшему в близкой к Сицилии Италии и, соответственно, опаснейшему врагу. Но добрых чувств к беглым сторонникам Цезаря у него, конечно, быть не могло. Вот потому, попутешествовав по Сицилии, семья мятежного претора отправилась в Грецию, где в то время уже находился Марк Антоний, из враждебности к Октавиану решившийся на временный союз с Секстом Помпеем.

В Греции маленький Тиберий оказался в древней Спарте. Славная столица грозного некогда Лакедемона приветливо встретила представителя Клавдиев, поскольку лакедемоняне являлись клиентами этого великого римского рода.

Гражданская война тем временем вновь обострилась. Войска Марка Антония высадились в Италии и осадили город Брундизий, верный Октавиану. В Тирренском море господствовал флот Секста Помпея, Адриатическое море было во власти сторонника Антония Гнея Домиция Агенобарба. Заколебались и легионы Октавиана. Легионеры открыто говорили, что они готовы следовать за своим полководцем Марком Випсанием Агриппой, но лишь для того, чтобы Октавиан помирился с Антонием, против войск которого они вовсе не собирались сражаться. Как мы видим, солдаты правильно понимали, кто на самом деле полководец. Октавиана спасло в этот опаснейший момент его жизни лишь то, что Агриппа был безусловно ему верен. Не всегда и не во всем соглашаясь с Октавианом, доблестный Марк не мог нарушить дружбы с тем, кому однажды присягнул на верность. Верность эта еще не раз будет спасительной для Октавиана. Но вот другой соратник его, Квинт Сальвидиен Руф, только что верно служивший ему в дни Перузианской войны и щедро за это вознагражденный — Октавиан сделал его наместником всей Галлии от Пиренеев до Рейна — не просто заколебался, но совершил прямую измену. Сальвидиен пообещал Антонию легионы, расположенные в подвластных ему галльских землях.

Пожар гражданской войны, могущий сокрушить так успешно начавшуюся карьеру Октавиана, внезапно для ее вождей со всех сторон, погасили простые солдаты. Они решительно отказались проливать кровь за своих военачальников и потребовали от них заключения мира.^>{20} Полководцам ничего не оставалось, как подчиниться своим солдатам. Быстро выяснилось, что Октавиан ни в чем не обвиняет Антония, а в Перузианской войне вся вина лежит исключительно на Фульвии. Поскольку та скоропстижно скончалась в Греции, а Антоний уже был влюблен в Клеопатру и наслаждался взаимностью, то он охотно принял версию наследника Цезаря. Тем более что «друзья не дали обоим углубиться в объяснения, но примирили их и помогли разделить верховное владычество. Считать границей порешили Ионийское море. Владения к востоку от него получил Антоний, к западу Цезарь (Октавиан — И. К.), Африку уступили Лепиду».^>{21} Вновь сдружившиеся под солдатским давлением триумвиры нашли даже способ помириться с Секстом Помпеем. Крайняя необходимость этого диктовалась самой насущной потребностью столицы: флот Секста Помпея, в который влились все пираты западного Средиземноморья, разбойничал в Тирренском море, перекрыв подвоз хлеба в Рим. Забавный парадокс истории. В свое время Гней Помпеи Великий уничтожил пиратство на востоке Средиземноморья, теперь сын его Секст стал главным покровителем пиратства на западе.

Триумвиры уговорили Секста Помпея избавить море от разбоев и позволить доставлять в Рим необходимое количество хлеба. За это пришлось к его сицилийским владениям добавить еще и Сардинию.

Венцом доверия между недавними противниками можно считать разоблачение Антонием предательской роли Квинта Сальвидиена Руфа, щедро предложившего ему против Октавиана галльские легионы. Антоний отнюдь не был лишен пороков, но предательство было ему чуждо. Он знал, конечно, что Сальвидиен был другом юности Гая Октавия и потому его поступок представлялся ему вдвойне отвратительным. Вот потому и «были раскрыты преступные планы Сальвидиена Руфа».