Тигр в камышах - страница 14

Будто бы не заметив моей заминки, Анна подошла ближе и продолжила:

— Тут есть собачка, надо ее отжать, вот так, — она подалась вперед, ее волосы оказались в опасной близости от моего лица, опасной для меня, потому что мне нужно было собрать все силы, чтобы не зарыться в их нежное благоуханье… Черт побери!

Адский агрегат подпрыгнул, затрепетал, словно живой, и испустил из недр луч ослепительно-синего цвета, который уперся в стену напротив стола. Объемные проекционные дагеротип-агрегаты были в новинку даже в столице, и я совсем не ожидал увидеть такой в смуровской глуши. Выходило, что Усинский вправду был, как говорят французы, «гранд орижиналь».

Проекция на стене была нерезкой. Я покрутил фазовку обеих линз, и…

Изображение мельницы было настолько реальным, что я едва не вскрикнул от удивления, но вовремя прикусил себе язык.

Снимки были сделаны почти на закате, судя по всему. Это добавляло мрачной торжественности сооружению, стоящему на берегу небольшого озера-запруды. Мрачно там было еще и потому, что мельница была словно втиснута в узкое пространство между скалами, и ее странно-гротескное, больше походящее на многогранный тульский самовар работы модного мастера Рогожина, здание, не имеющее окон, почти висело — по крайней мере, так казалось — на невероятно большом водяном колесе.

Эпические размеры колеса завораживали. Верхний край его уходил за кромку снимка. Древесина, из которой оно было сделано, потемнела от времени, покрылась слизью и больше походила теперь на камень или… металл?

— Очень похоже, — вполголоса, совсем рядом, сказал Ханжин. Положительно, мне следует контролировать себя получше: привычка разговаривать вслух как следствие головной контузии известна медикам…

Я вдруг осознал, что Ханжин исчез практически сразу после нашего прихода в трапезную. По блеску его демоновых глаз я понял, что отсутствие сыщика не было для него — для нас — беспредметным.

Некоторое время мы слушали увлеченный рассказ девушки о Смурове и его окрестностях, который сопровождался демонстрацией проекционных дагеротипов. Мы даже позабыли об ужине, равно как и о хозяине — настолько интересным и насыщенным фактами была история, рассказываемая Анной.

Последние несколько снимков имели прямое отношение к пропавшей хозяйке маетка. Анна быстро поскучнела, ее пояснения стали короче, отрывистее, и в какой-то момент она просто замолчала, глядя на автоматически переключающиеся дагеротипы.

Воистину, Марыся была красавицею. Усинскому можно и должно было бы позавидовать… Но она исчезла, и Анна имеет серьезные подозрения по поводу участи свояченицы.

Последний снимок привлек наше внимание: Марыся была запечатлена в группе господ на какой-то не то выставке, не то научном собрании. Она беседовала с узкоплечим мужчиной средних лет в пенсне, с залысинами и с окладистой бородой, расчесанной надвое ровным пробором. Мы с Ханжиным обменялись быстрыми взглядами.

Это был Анри Беккерель.

— Где, как вы полагаете, это снято? — ровным голосом спросил мой друг.

— Не знаю, — Анна покачала головой. — Марыся очень прогрессивная, она ездит… она ездила… — девушка опустила голову на мгновение. — на всякие научные совещания в Европу. Этот снимок сделан, как она говорила, где-то во Франции, она ездила туда месяца три тому, поговорить с…

— Ганна, наверное, достаточно кормить наших залетных соловьев баснями! — Усинский вошел, почти влетел в трапезную. Ему явно не нравилось, что сестра разоткровенничалась с нами о Марысе. — Простите, господа… дела, я слегка подзадержался.

Ханжин подобрался. Глаза его сузились. Он, кажется, готов был испепелить взглядом Усинского.

— Пожалуйте к столу! Ганна, гаси агрегацию! — ему явно не нравилось, что мы просмотрели коллекцию дагеротипов. — Эй, где вы там? Гаврюха, Пашка, подавайте, остыло небось все! — Он захлопал в ладоши, зовя слуг.

Я продолжал украдкой наблюдать за Ханжиным. Внезапно подумалось, что кратковременное отсутствие моего напарника и опоздание Усинского могут быть как-то связаны, но я прогнал паранойю.

Ужин удался на славу. Усинский изо всех сил старался произвести на нас впечатление, буквально наталкивая гостей изумительными по вкусу и изысканности яствами (вспомнился Причетт, что провел «вьязнем» несколько зим в маетках местной шляхты; случаи, когда проезжалые гости, что останавливались на день-другой у скучающих шляхтичей, и становились жертвами закармливания вусмерть, были не единичны в истории здешних краев).