Тигрица - страница 5

Певица внимательно осматривала их, как бы оценивая степень их энтузиазма. Вид одного не удовлетворил ее. Подскочив к нему, она вонзила длинные ногти в его щеки. Из глубоких царапин брызнула кровь и потекла по ее пальцам. Когда она снова запела, наказанный хлопал ей громче других. Он запомнил урок…

Наконец она дала им еще по куску хлеба и немного воды, а затем, взяв фонарь и корзинку, скрылась во мраке туннеля. Плача и ругаясь в бессильной ярости, слепцы снова упали на свои каменные ложа.

Я приблизился к своему другу и взял его за руку.

— Джордж! Джордж Сейнбрук! — прошептал я.

Он вскочил.

— Кто меня зовет? Кто это?

Я назвал себя, и он заплакал. Немного успокоившись, он заговорил. Его рассказ отражал историю всех тех, кто находился здесь, и тех, кто уже умер. Каждый был хозяином виллы на день или на неделю. Каждый находил дверь и просил ключ у донны Марчези. Более недоверчивые записывали свои мысли на стенах спальни, но все без исключения уступали любопытству и открывали дверь. Едва они переступали порог, как их хватали и приковывали к столбу, чтобы они оставались тут до смерти. Например, Смит из Бостона здесь уже два года, но у него скверный кашель, так что вряд ли он проживет долго. Сейнбрук назвал мне всех. Тут были трое англичан, один француз, а остальные — из лучших американских семей.

— И все слепые? — спросил я вполголоса.

— Да. С первого же вечера. Она делает это ногтями.

— Она приходит каждую ночь?

— Почти каждую. Она дает нам есть, поет для нас, и мы аплодируем. Когда кто-нибудь из нас умирает, она снимает труп с цепи и бросает его в какую-то яму. Она сама говорила об этом и хвалилась, что заполнит яму доверху.

— Кто ей помогает?

— Наверное, агент по продаже недвижимости, ну и, конечно, старые слуги с виллы. Кое-кто рассказывал, что заснул в спальне, а проснулся здесь, в цепях.

Дрожащим голосом я шепнул ему на ухо:

— Что бы ты сделал, Джордж, если бы она запела, а ты обнаружил, что на тебе нет цепей? Ни на тебе, ни на других? Что бы ты тогда сделал, Джордж?

— Спроси их, — проскрипел он. — Спроси всех по очереди. Я-то знаю, что сделаю! — И он снова заплакал от бессильной злобы.

— Она всегда приходит в одно и то же время?

— Насколько я знаю, да. Но время теперь ничего не значит для нас. Мы просто ждем смерти.

— Цепи на замке?

— Да, и ключ, вероятно, у нее. Может, у старика наверху, но это вряд ли. Вот если бы у нас был напильник, мы перепилили бы цепи.

— А ты писал что-нибудь на стене в комнате?

— Конечно! Думаю, что все писали. Один написал сонет в честь изумительных глаз этой женщины. Разве ты не читал его на стене?

— Нет. Старики белят стены перед прибытием нового хозяина.

— Так я и думал.

— Значит, ты знаешь, Джордж, что сделаешь, когда освободишься, а она будет петь?

— Да, мы все знаем.

Я ушел, обещав ему положить конец этому в силу своих возможностей.

На следующий день я посетил донну Марчези и преподнес ей букет орхидей. Она приняла меня в музыкальном салоне. Я понял намек и попросил ее спеть. Она застенчиво и как бы нехотя спела мне отрывок из арии, которую я уже хорошо знал. Я не скупился на аплодисменты. Она улыбнулась.

— Вам нравится?

— Еще бы! Я хотел бы послушать вас еще, я мог бы слушать вас целыми часами, днями, всегда!

— Вы очаровательны, — промурлыкала она. — Думаю, это можно устроить.

— У вас такой обворожительный голос! Но вы слишком скромны. Почему вы не покажете его всему миру!

— Я пела один раз на публике, — призналась она со вздохом. — Это было в Нью-Йорке, в частном концертном зале. Присутствовали почти одни мужчины. У меня, может быть от волнения, сел голос. И публика, главным образом мужчины, не были ко мне снисходительны. Они шикали, даже свистели.

— Не может быть! — возмутился я.

— Тем не менее, это правда! Но с тех пор ни один мужчина не освистал меня!

— Убежден в этом! — воскликнул я в блаженном негодовании. — У вас чудесный голос, я совершенно искренне вам аплодировал. Да, кстати, не позволите ли вы мне еще раз передумать и попросить у вас ключ от погреба?

— Вы и в самом деле хотите этого, мой друг?

— Без сомнения. Может, я им никогда и не воспользуюсь, но хочу его иметь. Мелочи жизни составляют мое счастье, а ключ — одна из таких мелочей.