Тигроловы - страница 42

Измерив Николая презрительным взглядом, Павел подошел к медведю сбоку, толкнул его ногой в спину. Медвежья туша послушно колыхнулась.

— Молодец, Николай, — подойдя к сыну, радостно проговорил Савелий, сбрасывая котомку и отпуская с поводка хрипящего, рвущегося к медведю Амура. — Гляжу — на дыбы поднялся, а ты его — прямо в лоб, инда голова у него дернулась!..

Николай, не поднимая головы, продолжал выковыривать патрон.

— Ловко, ловко ты его, сынок, в лобешник угодил. Упал как срезанный!

— Да я, батя, не стрелял! Не стрелял я! — раздраженно выкрикнул Николай, стуча рукояткой ножа по патроннику.

— Как же не стрелял? А в лоб его...

— Ну не стрелял, тебе говорят! Не стрелял! Патрон, видишь, заклинило у меня в магазинной коробке! — Он проговорил это с таким искренним отчаянием, что Павлу стало жаль его.

— Ты его, Николай, шомполом, попробуй отковырнуть, — посоветовал он. — Шомпол открути.

Николай послушно открутил шомпол, выковырнул измятый патрон, внимательно осмотрел его и зло швырнул под ноги.

— На хорошем месте медведя убили, — сказал Савелий смущенно и виновато посматривая на сконфуженного Николая. — Прям на волоке, шкуру и сало легко потом вынести на лесовозную дорогу, всего часа полтора шли, кажись, ну, с грузом — два пускай.

— Надо еще посмотреть, жирный ли медведь, — усмехнулся в бороду Евтей, одобрительно подмигнув Павлу.

— Ну дак чо, мешкать не будем, давайте-ка быстренько освежуем его. — И, первым подойдя к медведю, отогнав рвущих его и рычащих друг на друга собак, Савелий вынул из чехла нож, воткнул его в снег рядом с окровавленной головой зверя и, схватив его за переднюю лапу, попытался, как рычагом, перевернуть на спину, но слишком велик был зверь, не переворачивался, лишь колыхалась его косматая туша. — Ну, чо стоите-то? Рты раззявили! — рассердился Савелий, не выпуская медвежьей лапы. — Стоят, любуются. Ишшо постель тут постелите и лежа понаблюдайте!

— Чего ты взъярился? Стоял, стоял и вдруг как с цепи сорвался... — проворчал Евтей, но заспешил брату на помощь.

Вчетвером медведя легко перевернули на спину и принялись снимать с него шкуру.

Павел знал, что по таежному этикету на совместной охоте шкура зверя всегда отдавалась тому стрелку, чей выстрел был решающим, остальное делилось между всеми участниками охоты, даже и теми, кто вовсе не стрелял, но был в компании. «Хорошая шкура, — удовлетворенно думал он. — Черная с проседью — редко такой медведь попадается. Подарю эту шкуру Юрченко. Хороший мужик, памятник отцу сварил и оградку, а деньги отказался взять». Ломал Павел голову, чем бы отблагодарить его, а вот и представился случай.

— Ты, дядюшка, осторожней ножом работай, — недовольно сказал Николай. — Я смотрю, в трех местах уже мездру продырявил.

— Ну дак и чо? — продолжая быстро орудовать ножом и не поднимая головы, спросил Евтей. — Подумаешь, две махонькие дырки, чай не сапоги хромовы шить будут из этой шкуры.

— Сапоги не сапоги, а все-таки ни к чему лишние дырки. Директор мой такой привереда... В прошлом году достал ему великолепную рысью шкуру, выделанная уже была, отмятая, но в двух местах зашита — собаки порвали, когда еще живая была, да еще от картечин несколько дырочек на шее, так он и то недовольно поморщился, когда разглядывал ее.

— Так, стало быть, эта шкура тоже ему предназначена?

— А то кому же, дядюшка? Ты как только что родился! Ты думаешь, он мне отпуск дает без содержания — за красивые глазки? Как бы не так! Из каждой поездки привожу ему то шкурки на шапку и на воротник, то рога изюбриные, то еще чего-нибудь.

— Ну, понятно, понятно, племяш, — перебил Евтей усмехаясь. — Дело житейское, чего там юлить... Слышь, Павелко, а Павелко! — Евтей взглянул на Павла испытующе и с доброй затаенной усмешкой. — Ты, я смотрю, тоже директорскую шкуру не жалуешь, мало того, что тремя пулями ее продырявил, так еще и ножом норовишь прорезать.

— Я думаю, Евтей Макарович, директор извинит меня за такое хамство, тем более, что дареному коню в зубы не смотрят...

— Хорошо ответствовал, отрок Павел, — удовлетворенно кивнул Евтей, вновь принимаясь за прерванное дело.