Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - страница 13

стр.

После того как бригадира лесорубов Евтеева и сторожа Тюркина доставили в морг стожаровской больницы, Шаманина с Безносовым допросили в прокуратуре, и командир стожаровской команды парашютистов поехал к себе домой. Вечером этого же дня он встретился в поселковой гостинице с Кричевским, где они, видимо, под разговор распили бутылку коньяка, и уже ближе к ночи Шаманин отправился домой. Почему его пошел провожать Кричевский, можно было только гадать.

Однако, по словам Турецкого, все это не столь принципиально. Важно то, что когда они углубились в небольшой кедровник, отделявший «городскую» часть Стожар от «пригорода», выстрелом из пистолета был убит Шаманин и тяжело ранен Кричевский.

Взаимоуничтожение, а проще говоря — «дуэль» Евтеева и Тюркина была выделена в отдельное производство. А что касается Шаманина с Кричевским, то тут приходилось крепко думать…

В Стожарах, как, впрочем, и в краевом управлении внутренних дел, были уверены, что убийство парашютиста — дело рук Семена Кургузова, бывшего рыбинспектора и неудавшегося жениха стожаровской красавицы Марины, ныне Марины Шаманиной. Кургузов, естественно, был объявлен в розыск.

Что же касается столичного гринписовца, то, по твердому убеждению следователя прокуратуры, он оказался в неурочное время в ненужном месте. То есть оказался случайным свидетелем убийства Шаманина, отчего и попал под раздачу…

Правда, гринписовцы придерживались совершенно иной версии и были твердо убеждены, что охота велась не только на слишком уж принципиального парашютиста, по милости которого стожаровская прокуратура захлебывалась в разборках с виновниками таежных пожаров, но и на Кричевского, который, по твердому убеждению московских гринписовцев, копнул в Стожарах нечто такое, отчего тут же стал смертельно опасен для определенного круга людей. И если бы его не выследили поздним вечером, когда он пошел провожать Шаманина, то не упустили бы по пути в Хабаровск, откуда он должен был вылететь в Москву. А отвергнутый жених Марины Шаманиной — это, мол, так, отмазка прокуратуры.

Именно этот клубок и должен был распутать Турецкий, уже пожалевший о том, что поддался уговорам гринписовцев. Во-первых, где та Москва и где те Стожары, чтобы вести полнокровное расследование, а во-вторых… Чтобы досконально разобраться во всем этом и не наломать дров, надо было жить в этой таежной глухомани, надо было хотя бы ориентироваться в тех особенностях и нюансах, которыми пропитан этот край, и что не менее важно, знать неписаные законы тайги.

И если все это свести в единое целое, то Турецкий слишком поздно понял, что начни он расследование, как его ждет полнейшее фиаско, если только не провал. В чем он и признался Грязнову, выложив на стол все свои соображения.

Ситуация складывалась, не позавидуешь. И обратного хода нет, да и впереди нечто длинное и темное без света в конце туннеля. Короче говоря, тот самый случай, когда наработанный имидж «Глории» загнал Турецкого в капкан, и теперь Грязнову оставалось только посочувствовать другу.

— Ну и с чего думаешь начинать? — спросил Вячеслав, катая по клеенке хлебный катыш.

Александр Борисович издал заунывный вздох, словно его вели на заклание, с тоской покосился на рюмку и кивнул хозяину дома на вместительный пузырь «Особой очищенной», который не поленился везти из Москвы.

— Наливай!

С ухмылкой покосившись на Турецкого, — тот оставался в своем амплуа, — Вячеслав наполнил стопки, потянулся вилкой за шляпкой соленого масленка.

— За что, говоришь, пить будем?

Турецкий не спешил с ответом.

Почесав в затылке и резко взмахнув рукой, словно он только что принял какое-то очень важное для него самого решение, он поднял стопку, с прищуром всматриваясь в глаза Грязнова, и негромко произнес, будто точку в чем-то поставил:

— За твой успех!

Почувствовав какой-то подвох, Грязнов недоуменно пожал плечами:

— Не понял?

— Так ты сначала выпей, — посоветовал Турецкий, уже зажевывая водку шляпкой гриба. — Выпей! Потом и поймешь.

Не спуская глаз с гостя, Вячеслав Иванович тоже опустошил свою стопку, поставил ее на стол и уже более требовательно произнес: