Тихая разведка - страница 11

стр.

А в тот же вечер Василий Данилович Григорьев превратился в бывалого фронтовика капитана артиллерии Петра Алексеевича Максимова. Офицер артиллерии пришел на вокзал, смешался с пассажирами, преимущественно военными и, как бы в ожидании нужного ему поезда, стал коротать время; переходя из зала в зал, он завязывал знакомства с офицерами. Но все это было не то, что так терпеливо и настойчиво искал капитан артиллерии. Он хорошо понимал, что хотя и имел отлично сфабрикованные документы, они не открывали перед ним перспектив безопасной и длительной работы в какой-либо части советской армии. К тому же офицеры, направляющиеся в действующую армию, непосредственно на передний край в качестве командиров взводов, рот и батальонов не могли интересовать разведчика. В шифровке, переданной ему на квартире Ниловны белокурой женщиной, кроме данных по связи, имелся приказ: изыскать способ вживания в штаб одной из стрелковых дивизий, причем, строго определялся участок фронта. Наконец Максимову повезло: он обратил внимание на входящего в зал худощавого, среднего роста, с приятным, смугловатым лицом офицера с вещевым мешком. На плечах его отглаженного мундира при скупом вокзальном освещении поблескивало золото парадных, с двумя просветами погон с майорскими звездами. По эмблеме Вебер с удовлетворением отметил, что это тот человек, который ему нужен.

Между тем вошедший осмотрелся вокруг, хмуря черные брови. Живые, блестящие глаза его искали, где бы присесть. Заметив, что одно место в углу освобождается спортивного вида офицером в звании капитана, поспешно занял его, с удовлетворением вытянув ноги. Через несколько минут капитан вернулся и, увидев, что место занято, нерешительно, с огорчением на лице остановился. Майор сочувственно посмотрел на него и сказал:

— Садитесь, капитан, потеснимся…

— Сидите, товарищ майор. Субординация — мать порядка в нашей армии. Я уж как-нибудь устроюсь.

— Субординация здесь не при чем. В тесноте, да не в обиде, — майор улыбнулся. Улыбка его, добрая и располагающая, словно окрылила капитана.

— Ну, что же, если так, то с удовольствием. Считаю ваше предложение принятым.

Через минуту Максимов, как со старым знакомым, вел с майором оживленный, ничего не значащий разговор:

— Так говорите, тю-тю — фронт! Счастливец вы, товарищ майор. А меня, вот досада — рвался, а нет… Не пускали. После тяжелого ранения, говорили мне врачи, отдых полагается, здоровье поддержать и все такое прочее, шут его возьми. Проявил настойчивость, врачей обвел тихо-тихо и, скажу вам по секрету, — Максимов нагнулся к уху собеседника, — начальником «овээс» полка еду…

Майор усмехнулся. Об офицерах, стоящих на подобных должностях в армии, особенно на передовой, говорили нередко двусмысленно: знаем, дескать, эти тыловые подразделения, полковое снабжение… И он глуховатым, будто простуженным голосом ответил:

— Что вы, капитан! Я ведь, собственно, тоже, как и вы, после ранения и лечения в госпитале… Назначен в одну из стрелковых дивизий, где командиром генерал Чавчавадзе…

— Понятно… Понятно, товарищ майор. Впрочем, что тут толковать… Бог с ними, с этими должностями, — Максимов развязно махнул рукой. — Прошу, не обессудьте, если за наше знакомство по чарочке… Подходит? Важнецкая горилка. Довоенный марочный коньяк.

— Что вы, капитан, — нерешительно отказался майор, — право же, не стоит. Да и, собственно, непьющий я…

— Ох, эти мне непьющие и некурящие офицеры-фронтовики! Заранее прошу извинить за неэтичность. Вы, что же, возможно, и с женским полом не в дружбе? Как это у Александра Блока:

Унынье прочь! Мы вечно юны,
Что зимний вечер! Сияет май!
Ударь, певец, в живые струны,
И буйство жизни повторяй…

Капитан заговорщически подмигнул. Но его настойчивый, покровительственный тон не понравился майору. Несмотря на это, он нехотя согласился.

Через полчаса, опорожнив бутылку с помощью сидящего с ними незнакомого старшего лейтенанта, они рассказывали друг другу о своем житье-бытье, о планах на будущее. В результате беседы Максимов узнал немало из жизни своего собеседника. Майор жил раньше на Украине в небольшом районном центре Малино, где воспитывался в детском доме. Институт закончил в Киеве, и тут началась война. Словом, Максимов узнал то, что нужно было знать вражескому разведчику. А дальше… Глухой ночью они ехали вместе на тормозной площадке товарного вагона как давние, прошедшие через годы друзья. И когда поднялось веселое, струившееся теплом июньское солнце, на крутом железнодорожном перегоне, в сорока трех километрах от станции отправления, был обнаружен труп неизвестного человека в нижнем белье с изуродованным до неузнаваемости лицом и телом…