Тихий друг - страница 7
— Что будешь пить? — спросила Кристина: кажется, больше из желания прервать неловкую паузу.
Она открыла дверцу бара, в котором обнаружился неплохой ассортимент. Сидя напротив, на большом диване, я смотрел на ее бедра и шею, которая время от времени обнажалась, когда при движении красивые и пышные волосы разделялись на два крыла. Настойчивые мысли о жестокой пытке, которой я мог подвергнуть ее беззащитное тело, все еще крутились в голове, но и разум подал признаки жизни: Кристина была не просто глупой шлюхой или секс-машиной: она могла «давать настоящее тепло», как я это возвышенно сформулировал, да-да.
— Светлого виски, если у тебя есть, — ответил я. — И побольше льда.
Где-то снаружи или наверху в доме вдруг прозвучали три или четыре глухих удара, будто кто-то хлопал дверью. Я испуганно выпрямился в кресле. Может, внезапно проснулся мстительный муж?
— Это на другой стороне, — сообщила Кристина. — Там стоит дом на продажу. Маклер показывает его клиентам и часто забывает закрыть балконные двери. Я позвоню ему завтра.
Тревожный, пугающий звук положил конец моим размышлениям и ночным мечтаниям, спустил меня с небес на землю. А на этой земле не стоило в развратных фантазиях или грезах представлять себе какую-нибудь трагическую любовь — лучше всего со мной в качестве объекта любви и Кристиной в роли невинной мученицы, героини трагедии — или некое событие космического масштаба. Нет, близится ночь, а я сижу в большом, пустом доме вместе с привлекательной молодой женщиной, которая явно ко мне неравнодушна. Все остальное я себе наколдовал, и мысли, от которых и вправду восстал мой жезл — мечты о власти, собственности, богатстве, унижении и жестокости — остаются на счету моего горячего воображения. Может, надо опять взяться за режиссуру и сыграть, например, такую сцену: потянуть Кристину на диван и обнажить с дикой страстью, чтобы трещали молнии и отскакивали пуговки?
— Я все-таки немного устал, — сообщил я, обхватив ладонями большой, широкий бокал с виски и побалтывая, так что позвякивал лед.
Кристина — тоже с бокалом, в котором был светло-желтый напиток (кажется, херес) — подошла и села рядом, сохранив между нами расстояние не шире ладони.
Космический рок? Нет. Однако то, что мы оказались здесь вместе, не подчинялось нашей воле, скорее — это была сила, которой мы не управляли. Я почувствовал, что настраиваюсь на сентиментальный лад.
— Я подумал… — начал я и умолк ненадолго. — Может, проведем эту ночь вместе?
— Хорошо, Герард, — просто ответила Кристина.
Вот видите, я считаю, что решил проблему вежливо и культурно, как светский мужчина, который многое повидал, но еще в состоянии объективно оценить уровень своих страстей; более того, я дал Кристине возможность сохранить лицо. А завтра посмотрим, что тут да как.
Но вдруг, после всех порывов сентиментальности и смирения, меня охватило чувство стыдливого сострадания. Я смотрел на Кристину и уже не задавался вопросом, что она за женщина; нет, я думал о том, что я за мужчина. «Жаль, — сказал я сам себе, — потому что ты действительно неплохая девочка. Ты думаешь, что привела в дом мужчину, а он просто педик: кот в мешке».
Мы стали готовиться ко сну. Я предпочел бы без околичностей завалиться в кровать, но в таком большом, современно оборудованном доме, в такой роскоши и комфорте человек просто обязан принять перед сном ванну. Спальня и примыкающая к ней ванная находились на втором этаже в другой части дома. Улица словно вымерла, а всеобъемлющую тишину в доме не нарушали даже звуки наших шагов — повсюду лежали толстые ковры. Спальня была обставлена новой мебелью в стиле Людовика XV с очень широкой двуспальной кроватью. И все-таки: есть здесь — или был — мужчина? Несмотря на тщательные поиски, в ванной я не обнаружил никаких следов — ни принадлежностей для бритья, ни лосьона или чего-нибудь в этом роде, — указывающих на то, что мужчина тут мог проживать или гостить.
Была восхитительная знойная летняя ночь, и после ванны, ожидая Кристину, я лежал голый на левой стороне кровати. Кристина не торопилась, и мне стоило определенных усилий не уснуть. Я уже соскальзывал в сон, когда она появилась в тонкой и почти прозрачной ночной рубашке цвета морской волны.