Тихий гром. Книга четвертая - страница 18

— Веками было устроено, — перебил его Башкиров, — рабочему — станок, мужику — соха, солдату — винтовка. Править государством найдутся люди поумнее и пограмотнее.

— А по-моему, — сказал Кузнецов, рывком вставая со стула, — арестовать весь этот паршивый Совет — и дело с концом!

— Когда отправляются очередные маршевые роты на фронт? — поинтересовался Башкиров.

— Через две недели, — ответил командир полка Елагин.

— Вот и объяснить солдатам, — продолжал наставительно Башкиров, — что их посылают на фронт, а советчики здесь отсиживаются. Думаю, что солдаты сами их арестуют и заберут с собой на фронт. А вы, Андрей Спиридонович, — обратился он к Кузнецову, — останетесь в тени и с чистыми ручками.

— Мысль толковая, — согласился полковник. — А я ведь хотел солдат послать для ареста да в тюрьму их всех запереть.

— Ну, знаете, — возразил Башкиров, отметив про себя тупость полковника, — теперь не те времена, чтобы так лихо и просто поступать. Такими действиями вы бы восстановили против себя и солдат полка, и всю городскую чернь. А это, согласитесь, вовсе не то, что нам нужно.

Видимо, лишь теперь, трезво оценив обстановку, полковник понял истинную цену своей казачьей лихости и тут же заторопился отступить в тень. Был он красив и строен, несмотря на свои шестьдесят лет, крепок, высок ростом. Седина на висках и седая бородка клинышком не портили привлекательности.

Надев фуражку в передней, будто случайно локтем задел полковника Елагина, примолвил:

— Так вот и действуйте! Я думаю, офицеры справятся с такой задачей. Да поумнее с солдатами-то, потому что с нас за все спросится.

— Да уж как-нибудь с божьей помощью управимся, — проскрипел, усмехнувшись, Елагин. Прожив немалую жизнь, он, видимо, не очень боялся не только ответственности, но и самой смерти.

Через два дня в казармах запасного полка завыла и завизжала вся офицерская свора. Личный состав полка постоянно менялся, все время пополняясь. Через несколько недель отправлялись на фронт маршевые роты. Офицерам из Союза эвакуированных солдат, переодетым в солдатскую рвань, легко работалось в этой массе. Люди мало знали друг друга, потому незнакомый солдат в только что сформированной роте не вызывал никаких подозрений.

— Братья фронтовики! — орали пришельцы. — Что же вы смотрите на окопавшихся в тылу дармоедов! Вы на фронте кровь проливали, а ваши жены, сестры, матери по́ миру ходят, кусок хлеба выпрашивают у тех же дармоедов.

— Не верьте большевикам, они губят народную революцию, продают Россию немцам, а сами отсиживаются в Советах. Арестовать их и отправить на фронт с маршевыми ротами.

— Вступайте в Союз эвакуированных солдат! Только через него мы добьемся своих гражданских прав и улучшения жизни наших семей. Солдаты, вступайте в свой родной Союз!

— Братцы! — визжал очередной офицерик в драной шинели и для пущей убедительности измазавший рожу ваксой. — На днях нас отправят на фронт, а такие же солдаты, как и вы, прохлаждаются в большевистском Совете рабочих и солдатских депутатов. Сколько маршевых рот ушло с тех пор, как они там засели?!

— Казаки все до одного, покинули этот паршивый Совет, они поняли, что он губит революцию.

— А вот этого не следовало говорить, — зашептал в шуме толпы мазаный. — Вы забываете, с кем говорите! У мужиков с казаками дружбы давно нет.

— Арестовать весь Совет и послать с нашим эшелоном на фронт! Пущай и они пороху понюхают. А заместо их можно и других в Совет посадить! — Это уже настоящий солдат, подогретый агитаторами, запел с их голоса.

Целую неделю надсадно драли глотки господа из Союза эвакуированных солдат, не давая опомниться темным, ничего не понимающим солдатам. А когда разогрели эту серую массу до нужного предела, в полку состоялся митинг, на котором все повторилось, как по нотам, и солдаты приняли решение: при очередной отправке маршевых рот арестовать солдат-членов Совета рабочих и солдатских депутатов и отправить их на позиции. Отдельно о коммунистах в том постановлении ничего не говорилось. Но и такая победа радовала офицеров и казачьих вожаков.

Отправка двух маршевых рот состоялась в воскресенье. После завтрака роты повели на Михайловскую площадь и поставили перед церковью, где отслужили молебен. Потом священник окропил солдат святою водой и сказал трогательное напутственное слово. Говорил он долго и в заключение пожелал доблестным воинам одержать победу над врагом земли русской.