Тихий гром. Книга третья - страница 12

С этого, кажется, и началось нынче у Прошечки. Где-то еще на половине пути, даже раньше, когда кончился сосновый лес, потом и смешанный миновался, дорога побежала полями, все более раздольными и неоглядными. Реже стали встречаться и березовые колки. Глянул нечаянно Прошечка влево и обомлел:

— Господи, красота-то какая! Да эт ведь Польки моей голова торчит! — изумленно ахнул Прошечка. — Гляди ты, молодая совсем, а волосы как раз теперешние. И коса на затылке шишкой завернута. Диво!

Он даже ясно увидел глаза, нос, губы молодой Полины и едва не вывернул себе шею, впившись взглядом и следя за этим кустом, неумолимо уплывающим назад. Это хрустальное чудо, резко очерченное на фоне черного неба, не изменилось и не потеряло формы даже тогда, когда Прошечка миновал его и шишка на затылке спряталась. Так и врезалось в память диво это дивное, а мысли далеко в прошлое отскочили, в юность. И как же удивительно похожа Катю-ха на молодую свою мать!

— Точка в точку, как мать в дочку, — вслух рассуждал Прошечка. Любил он так вот наедине поговорить с собою. — И где ж ты есть, Катюха, дочь моя непутевая? Али была под венцом — и дело с концом? Жива ли ты, либо уж на тот свет давно переселилась?.. Стоп! — оборвал он себя и вожжи натянул, придержав коней. — Да ведь не Польку я, знать, видел-то, сама Катюха мне и приблазнилась! Она! Она! А волосы, может, и у ей теперя как раз белыми сделались, коли жива. Сколь бед-то, небось, перенесла, беспутная!

Обуреваемый совершенно доселе не ведомыми ему чувствами, он трепетал от столь же непонятного восторга и совсем не догадывался, что пришло это от пробудившейся вдруг доброты, давно и безжалостно загнанной им же самим в самые дальние и глухие уголки души.

В таком вот не обычном для него состоянии подкатил Прошечка в своей кошеве к палкинским воротам. Постучал волжаниковым кнутовищем в калитку, щеколдой загремел. Во дворе залаяли собаки.

Светать еще не начинало, но в прихожей избе скупой огонек теплился, а во дворе с фонарями ходили. Уборка это утренняя. К воротам шаги проскрипели.

— Кто тама? — спросил голос Захара Ивановича.

— Отвори, сват, перемолвиться надоть, — попросил до того нежно и непривычно Прошечка, что хозяин, не сразу признал его.

— Да кто это?.. А-а, сват Прокопий! — засуетился Захар Иванович, оттолкнув засов и растворяя калитку. — Проходи, Прокопий Силыч, проходи!

— Нет, слышь, сват, недосуг мне. Из Борового еду, попутно вот завернул на минутку. Ты выдь сюда, тута и потолкуем.

Захар шагнул через подворотенку, протянул руку.

— Здорово, Прокопий Силыч! Давненько ты к этим воротам не подворачивал.

— Здравствуй, сват, — как-то покаянно ответствовал Прошечка. Никогда Захар не видел его таким… — Дела всякие по гостям кататься не пущают. Как живешь-то?

— Да как теперь все живут? С бабами вот да с Кузькой остался, и воюю тута. Лавруха с первым эшелоном ушел, а Федотка с действительной не успел воротиться… Да теперь, кажись, и не воротится, — смахнул скупую слезу рукавицей. — Самого тоже вот не сегодня-завтра покличут. Готовиться уж приказано было.

— А чего с Федотом-то? — участливо спросил Прошечка.

— Будто бы в лазарете он… от ран скончался, — с трудом выговорил Захар.

— Гляди ты, как дела поворачиваются. Лизка его, стал быть, вдовой так и осталась… А про Катьку-то ничего не слыхать?

Захар поглядел на Прошечку сверху вниз странным каким-то, непонимающим взглядом, вздохнул глубоко и после того вымолвил:

— Нет, не слыхать… Как в воду канула! Матвея вон Шаврина сноху так хоть мертвую из омута достали, а наша далеко, знать, закатилась — не слыхать.

— А може, камушек потяжельше привязала да и не всплыла?

— Что ты, сват! — живо возразил Захар. — Доводилось тебе слышать, чтоб утопленницы приданое с собой брали?.. То-то вот и есть. А ведь она одежу-то свою всю с собой захватила. Ничего не оставила.

— Да у вас-то глаза, что ль, завязаны были?

— А с умом, видать, собиралась. Так вот сумела, что ни одежи, ни следов не оставила.

— Гляди ты, какая ведь чуда сотворилась! — пощипывая бородку, словно бы простонал Прошечка. — Ну дак в розыск подавать, стал быть, надоть. Сыщется, небось.