Тихий гром. Книга третья - страница 9
— Вот дак тебе и Ксюха! Все вроде бы девчушкой была, — вслух рассуждал Макар, оставшись один. — Всех ребят на войну побрали, а у ей свое на уме. Жизня-то все равно идет, и никакой войной не остановишь ее.
В избе сидели одни мужики. Настасья с ребятишками к деду ушла. Долго боролась она против этих вечерних собраний, но так ничего и не могла поделать. Сидеть же тут с мужиками, слушать их споры да табачищем дышать — Настасья не могла. Потому забирала она с собой ребятишек, прялку прихватывала и уходила к Марфе, сношенице своей, вечеровать. Даже за стенкой слышно, как гудит изба от жарких споров.
— Допустим, в Думе уже нет разногласий, — громко говорил Геннадий Бурков, обращаясь к Кестеру, когда Макар вошел в избу. — Но ведь Дума — это не русский народ, не российский народ, а лишь правящая верхушка.
— Нет, — возразил Кестер, и щетка усов подскочила кверху, словно готовясь обороняться. — Не верхушка, а лучшие люди нашего государства. За ними народ стоит, и они знают, что надо народу.
Спор начался, видимо, уже давно, и никто даже головы не повернул к Макару. А он, углядев местечко на лавке возле печи, тут и присел рядом с Тихоном, стараясь не мешать разговору.
— Нет, Геннадий, — спокойно заговорил Зурабов, — Дума — не правящая верхушка (никем она не правит), а царская служанка она. И делает она то, что царю надо, а не народу. Да и разногласий там никаких, наверно, не было.
— Так я же про это и хотел сказать, Яков Ефремович. Все это и есть дворянская, вокругцарская верхушка, ничего не знающая и не желающая знать о своем народе…
— Врешь! — прервал его Кестер. В Думе не дураки сидят, чтобы с царем ссориться. А о своем народе царь знает больше, чем вам кажется. Если бы он не знал про таких, как вы, тюрьмы были бы пустыми. А в них тесно!
На какой-то момент в избе стало вдруг тихо-тихо. На лице у Зурабова даже сквозь смуглую кожу выплеснулась заметная бледность. Недобро сверкнув злыми глазами, он глухо кашлянул и зачем-то сунул правую руку в карман.
Геннадий приметил и понял этот жест, зная о том, что с начала войны Зурабов приобрел браунинг и не расставался с ним. Бурков заговорил напористо, снова обращаясь к Кестеру:
— А вы, Иван Федорович, знаете о том, что кадетский лидер Милюков неустанно трезвонит о необходимости сделать ближайшей задачей русской политики приобретение проливов и Константинополя?
— Что же, я должен отвечать за кадетские выдумки? — вопросом же ответил Иван Федорович.
— Э-э, нет, — обрадовался Геннадий, видя, что «щука» сама идет к нему в ловушку. — А вы слышали, читали где-нибудь, чтобы Дума не согласилась с Милюковым, чтобы царь сказал, что ему не нужны Дарданеллы и Константинополь?
— Не слышал, — признался Кестер и завозился на лавке, будто под него насыпали гороху. Он шумно затянулся из угасающей трубки и, видя свой провал, попытался выбраться из него: — Это хорошо, что правительство и Дума помогают царю, а не ссорятся с ним. Трон, значит, не шатается, крепко стоит.
Зурабов молчал, но видно было, что в молчании этом не укрощается гнев, а вроде бы скапливается, давит на запоры и вот-вот сорвет их. Ему противно было видеть наглую изворотливость Кестера, но еще больше бесила недосказанная угроза, намек на тюрьму. Зурабов, Бурков да и некоторые мужики давно, хотя и смутно, подозревали в этом человеке доносчика. Сегодня же он почти признался в этом.
— Ну, хорошо, — продолжал Геннадий с едва заметной улыбкой. — Очень хорошо. А вы лично, Иван Федорович, причисляете себя к царской верхушке или к простому народу?
— Я не люблю таких шуток, — обиделся Кестер. — Кто же я есть, если не народ!
— Прекрасно! — подхватил Геннадий. — Стало быть, царь, Милюков, Родзянко, Горемыкин и иже с ними правы, когда говорят, что интересы правительства и интересы народа в этой войне вполне совпадают?
— А как же иначе? Если каждый пойдет в свою сторону, то кто защитит государство от врагов? И что же будет делать правительство без народа, без нас?
— Хорошо. Раз ваши интересы вполне совпадают с милюковскими, то скажите, объясните нам, для чего лично вам нужны — Дарданеллы и Константинополь?..