Тихий Коррибан [СИ] - страница 10

— Нет, — отказываюсь я отдавать врачу записи.

— Отдайте их, прошу! — срывается она на отчаянный крик, протягивая ко мне дрожащие руки. — А если нет, сожгите их!

Что за неадекватность? Почему эти бумаги могут так много значить?

— Зачем? Как будто сожжение документа что-то изменит.

Женщина отвечает быстро, совершенно не думая, а ее глаза смотрят сквозь меня, неподвижно, отрешенно, безумно:

— Может, тогда он прекратит преследовать меня…

— Кто «он»? Пациент, на котором Вы ставили опыты?

— Не спрашивайте меня, — врач отводит глаза. — Сожгите эти записи, — повторяет она, когда уходит, опустив голову и шатаясь от сильной усталости или нервного истощения, — прошу Вас.

Я не преследую ее. Эти врачебные тайны — не мое дело.

В конце концов, отыскав план госпиталя в здешнем беспорядке, я собираюсь добраться до операционной. Там больше всего шансов обнаружить хоть какие-то медикаменты. Я покидаю помещение, поднимаюсь на верхний этаж и иду по коридору, в котором постепенно все сильнее сгущается мрак, но, тем не менее, на стенах с растущей частотой попадаются нацарапанные надписи. Они повторяются, одни и те же слова, всего два слова: «Исследование» и «Страдания». Вскоре стены становятся просто сплошь покрытыми этими царапинами разного размера, кое-где накладывающимися друг на друга: «исследование страдания Исследование Страдания ИССЛЕДОВАНИЕ СТРАДАНИЯ…». Сколько раз я уже прочел одно и то же, и зачем?! Головная боль становится невыносимой. Я резко отворачиваюсь от стены и прямо перед своим лицом во тьме вижу безликий комок расплывшейся влажной гнилостно-коричневой плоти. Я отступаю, но тварь движется на меня, двуногая, не имеющая рук, словно они завернуты в какой-то раздувающийся кокон из мертвой кожи, омерзительное подобие смирительной рубашки. Существо движется медленно, и от него можно было бы просто уйти — думаю я, и тут его кокон раскрывается, как вертикально смыкающаяся пасть, и из него с хрипом вырываются тошнотворно зловонные испарения. Я отскакиваю за угол, вскидываю винтовку и пристреливаю этого монстра, но тут же сталкиваюсь с несколькими такими же в совершенно темном и тесном отрезке коридора. Дышать становится труднее, подступает непреодолимый кашель. Я хватаюсь за ручку ближайшей двери и отворяю ее в надежде, что хоть свет из окна помещения вырвет что-то из темноты, но тщетно. Видимо, окно заложено, если оно вообще было там когда-то. Мне приходится активировать меч, чтобы покончить с этим, порезать обступивших меня тварей на куски. Но даже этим оружием, ставшим за годы продолжением моей руки, сложно управляться, когда не хватает воздуха. В груди разливается жгучая боль. Наконец, расправившись с последним монстром, я отступаю в открытые двери палаты, пусть и с заложенным окном, лишь бы подальше от кучи разящих несуразных трупов. Приступ кашля не затихает, я начинаю чувствовать во рту вкус крови. А после только тьма…

Мне неизвестно, сколько времени я пролежал без сознания. Но когда я открываю глаза, то уже не вижу кромешной темноты. Это то же помещение? На окне с мутным стеклом решетка, сквозь нее видна темная улица, в окнах здания напротив просматриваются красные стены, какие-то ржавые металлические конструкции и что-то синюшно-бледное, бесформенное среди металла — почему-то на ум приходят только фрагменты изуродованных тел. Наступила Тьма? Смена реальности? Я прекрасно понимаю, что это никакое не объяснение. В моей руке сложенная карта госпиталя. Если я правильно оцениваю свое местонахождение, то операционная находится просто напротив. Я встаю на ноги, это стоит все больших усилий. Но главное, что все мое оружие при мне. Я выхожу в коридор, стены которого теперь выглядят почти полностью разрушенными, с обнажившейся арматурой, и местами имеют блестящий красный цвет, словно сочатся кровью. Их, будто корни какого-то ползучего растения, опутывают черно-коричневые сосуды, срастающиеся в клубящиеся пульсирующие узлы, в центре каждого из которых находится что-то круглое, желеобразное, желто-белое, наиболее похожее на ослепший глаз. Эти разной величины «глаза» разбросаны и по стенам операционной. Все оборудование в помещении также покрыто засохшей кровью или ржавчиной. В итоге окружающая обстановка с уставившимися на тебя сквозь бельма чудовищными глазами, торчащими со всех сторон ржавыми иглами и окровавленным столом в центре, пожалуй, имеет право называться самым неприятным местом из всех, что я повидал. Хотя оно имеет очень выраженное сходство с медблоком тюрьмы «Улей Шестерня 7». Это просто чертово дежавю, словно я был именно здесь, только лишь с той разницей, что тогда не было еще ни ржавчины, ни крови!