Тихое оружие - страница 8
Прильнув головой к груди Анны Никитичны, Нина тоже попыталась всплакнуть, но у нее не получилось. Позади себя, со стороны соседнего двора, она услышала надтреснуто-писклявый голос с певучей протяжкой:
— Ох, го-о-споди, цари-ица небе-есная… Вот отцу радость-то будет!
Отстранившись от Анны Никитичны, Нина повернула голову и увидела тощую старушку, которая, просунув большой клиновидный нос в щель забора, что-то еще приговаривала, но что — девушка не могла понять.
Не обращая внимания на реплики соседки, Анна Никитична нарочито громко сказала:
— Отцу передавали, что ты шла к нам с беженцами, но, говорят, натерла ноженьки и отстала…
— Да-да, — кивнула Нина.
Анна Никитична опять прижала ее к себе:
— Ох, сиротиночка, как в поле былиночка! Небось досталось бедненькой? Наголодалась, поди? Пойдем-ка в хату, я покормлю тебя…
И, не снимая рук с плеч Нины, повела ее в дом.
С крыльца они вошли прямо в переднюю большую комнату, из которой через дверной проем был виден ход в другую, меньшую. Посредине большой комнаты Стоял стол, в правом углу — широкая русская печь, в левом — кровать за ситцевой занавеской. Возле кровати висела полотняная люлька.
В маленькой комнате, на полу, на разостланной дерюжке, расположились четверо детишек. В центре этой группы сидел беленький толстячок-годовичок в синей рубашке в белый горошек. А вокруг него стояли на коленях трое — миловидная, с льняными волосами, в сереньком платьице девчурка лет четырех, худенький мальчик лет шести и парнишка, года на три постарше, более плотный и смуглый. Все дети были босиком, и Нина приметила, что ступни у них, особенно пятки, — темные, шероховатые, в цыпках.
Нина вспомнила, как и она с братом Колей в детстве тоже мучилась цыпками, как те трескались и зудели, как мать смазывала им ноги сметаной, а Коля ныл: «Дай лучше поесть сметанки…»
И еще девушка обратила внимание на то, что у детей были самодельные игрушки-коники: куклы, сделанные из дерева и картона, которыми они забавляли малютку и развлекались сами.
Как только Нина вошла в дом, ребятишки мгновенно притихли и, подавшись к дверному проему, с любопытством уставились на новенькую: кто такая, зачем пришла?
Назвав всех детей по имени: малыша — Павликом, беляночку — Милочкой, худенького мальчика — Володей, а смуглого крепыша — Сережей, Анна Никитична представила им Нину:
— А это ваша старшая сестра. Помните, отец говорил о ней? Она пришла с Брянщины. У них там есть нечего.
Но и после этого никто из детишек не посмел подойти к Нине.
Тогда она подхватила с пола малютку и, подняв его над головой, воскликнула:
— Ой, какой же ты плотнячок!
И тут болыпенькие дети улыбнулись: очевидно, было приятно, что их любимчик понравился девушке. Ощутив в руках упругое, теплое тельце ребенка, Нина стала его тетешкать.
К ней робко подошла Милочка и дернула ее за юбку:
— И мине-е…
Опустив малыша, Нина подхватила под мышки девочку и высоко подняла ее.
— Ой, какая ты синеглазенькая!
— А гостинцев принесла? — спросила девочка.
— Какие там гостинцы? — вмешалась мать. — Хорошо, хоть сама-то живой добралась.
Нина опустила девочку на пол, и та, насупившись, отошла к братикам, которые стояли в сторонке, не сводя глаз со старшей сестры.
Анна Никитична направилась к печке, приговаривая на ходу:
— Сейчас я покормлю тебя, Нинушка. А отец с Артемом в город пошли! Видно, скоро придут. А там уж не знаю, как выйдет…
Постукивая ухватами, хозяйка засуетилась у закопченного шестка.
Нина сняла жакетку и присела на дерюжку, к детям. Володя опустился рядом с ней на колени. А девятилетний Сережа стоял рядом, молча разглядывая девушку, и, по-видимому, никак не мог принять ее за родную сестру: не было и вдруг — словно с неба свалилась… Анна Никитична подала Нине таз с водой:
— Умойся с дороги. И ноги освежи, а то небось сомлели.
Умываясь и споласкивая прохладной водой ноги, Нина вспоминала, как дома мама заставляла ее и брата мыть ноги перед сном, а они ленились…
Усадив гостью за стол, хозяйка налила ей полную миску густого картофельного супа, забеленного сметаной, дала пшенную кашу и жбанок молока. Анна Никитична села напротив Нины и, подперев подбородок рукой, не сводила с нее заботливо-скорбных глаз, изредка приговаривая: