Тимандра Критская: меч Эроса - страница 16
Разумеется, не даром. Она должна оплатить дорогу.
Тимандра задумалась. У нее не было ни халка, зато была золотая шпилька Великой Богини. Одну такую шпильку из волос Тимандры выдернула жрица, другая так и оставалась в туго закрученной косе, пока Тимандра не спохватилась и не вытащила ее. Правда, девушка не знала, достаточная ли это цена для того, чтобы добраться до Наксоса.
Тимандра, конечно, немного опасалась, что Великая Богиня разгневается на нее за то, что она торгует священной храмовой реликвией, но надеялась умилостивить владычицу, когда будет служить в ее храме на Наксосе.
При виде шпильки мореходы пришли в восторг и успокоили Тимандру, что этой драгоценности более чем достаточно, чтобы заплатить за дорогу. И вообще, капетаниос, конечно, вернет ей часть денег. Так что она должна как можно скорее отправиться на судно, прихватив свои вещи.
Тимандра смущенно призналась, что у нее ничего нет, и даже еды на дорогу не запасено. Те два дня, что она пряталась на берегу в ожидании удачи, она собирала крабов, которых в изобилии оставлял между камнями прилив, и ела их нежное, вкусное мясо, однако его никак не запасешь впрок, на жаре оно мигом испортится… Мореходы добродушно уверили ее, что и тут беспокоиться не о чем: на галере вдоволь еды, а запас воды они сейчас пополнят.
И после этого доверчивая птичка сама полетела в западню…
Взобравшись по веревочной лестнице на борт галеры, Тимандра оглянулась. Ей еще не верилось, что она покидает Крит и сейчас навсегда прощается с прошлым. Что ждет ее впереди?
Через миг она узнала, что ждет ее трюм, куда ее тотчас затолкали мигом утратившие всякое добродушие мореходы. В трюме оказалось еще девятнадцать молоденьких девушек – настолько измученных морской болезнью, что они лежали пластом и почти не в силах были говорить.
Их захватили на побережье Тринакрии [20] афинские ловцы-мореходы. Так назывались команды кораблей, которые отправлялись то на Тринакрию, то в Финикию, чтобы привезти новых девок для афинских и пирейских диктерионов, по-прежнему, как и во времена Солона, благословляемых государством. Что и говорить, за два столетия промысел ловцов-мореходов перестал быть таким прибыльным, как в былые времена, однако они по-прежнему получали недурную плату за иноземных красавиц, которые и внешне отличались от дебелых и медлительных афинянок, и были – самое главное! – куда темпераментней. Черноглазые вертлявые финикиянки очень нравились неистовым эллинам, а потому ценились дороже всех, хотя и тринакрийские девушки пользовались большим спросом.
Однако ловцы-мореходы слишком уж по-свойски обращались со своим товаром! Девушкам приходилось в пути служить подстилками для всей команды, и порой их привозили в Пирей совершенно замученными и мало к чему пригодными в дальнейшем. Кое-кто не выдерживал пути, а многие оказывались беременными. К делу приступали повивальные бабки, которых было в Пирее почти так же много, как портовых шлюх, но после их поспешных, грубых эктроси [21] мало кто выживал.
В конце концов афинское правительство спохватилось, что выбрасывает немало денег впустую. И для ловцов-мореходов были установлены новые – и непреложные! – правила. Теперь им платили деньги не за каждую девку поштучно, а за деки, то есть десятки. Кроме того, мореходам запрещалось портить груз, чтобы сберечь девственниц: за них порнобососы готовы были драться, ибо они ценились несравненно дороже! Ну и страх подцепить бленорагию, которую в обиходе часто называли «финикийской заразой», тоже немало отпугивала ловцов-мореходов. Тринакрийские девки были почище и поздоровей финикийских, однако капетаниосы ценили свои деньги куда дороже, чем минутная прихоть мореходов, поэтому тринакриек тоже не трогали.
Плата устанавливалась очень хитро: только за целую деку. Одиннадцать девушек или девятнадцать стоили одинаково – так же, как десять. За двадцать можно было выручить в два раза больше, поэтому мореходы норовили привезти именно столько. С тридцатью в трюме не протолкнешься, половина груза в пути перемрет от духоты и недоедания. А двадцать – в самый раз! Правда, существовал риск, что какая-нибудь девушка все же умрет в пути. Поэтому, как правило, мореходы норовили прихватить еще одну пленницу – про запас.