Тине - страница 8
— А в пятьдесят девятом, мне помнится, мы в октябре гуляли по лесу, — сказала фру Берг.
Неподалеку из-за деревьев раздался крик Херлуфа, он звал Тине, пусть Тине непременно придет к нему. — Толстая изогнутая ветка свисала до самой земли, словно качели, и Херлуф непременно хотел влезть, чтобы Тине его покачала. Тине принялась качать, Херлуф смеялся и плакал от восторга. Потам она взобралась на ветку и фру Берг стала качать ее:
— Гооп-ля, гооп-ля!
— Ой, трещит! Трещит! — кричала Тине. — Я слишком тяжелая!
А фру Берг знай себе раскачивала, так что юбки Тине раздувались колоколом.
Внезапно из кустов выскочили Аякс и Гектор и, задрав морды, начали облаивать бумажные чулки на ногах у Тине.
— Лесничий! в ужасе воскликнула Тине и — хлоп — очутилась на земле. Фру Берг так хохотала, что даже прислонилась к дереву, и, лишь успокоившись, смогла принять участие в ужине, который Тине приготовила меж тем на разостланной скатерти: Берг вынырнул из кустов так же неожиданно, как секундой ранее его собаки, он сел на пень перед скатертью и заговорил с Тине о розах в усадьбе: пора уже подумать о них, ночи стали холодные.
Сад всегда был для Берга и Тине общим делом. Берг был помешан на розах и фуксии тоже разводил, а фру Берг, уроженка Хорсенса, так и не стала настоящим садоводом. Вот почему во всех начинаниях лесничего ему пособляла не она, а Тине. Больше всего им доставалось весной. По вечерам фру Берг восседала на ступеньках террасы, закутавшись в шаль, глядела, как они работают, да перекликалась с ними через газон, а они и подрезали, и поливали, и еще много чего делали. Потом начинало смеркаться, и фру Берг только смутно видела две тени среди розовых кустов.
…Еду увязали в скатерть и собрались уходить. Херлуф и Тине затеяли игру в пятнашки и гонялись друг за другом по просеке, а сзади под руку следовали господин и фру Берг.
Вышли на проселок; прозрачный и чистый вечерний воздух поднимался над вспаханными полями — и надобно было слышать, как хохочет Тине у поворота дороги.
— Воздух прямо как по заказу для нашей Тине, — сказал Берг и остановился. Он всегда твердил, что у Типе голос, созданный для того, чтобы звучать под открытым небом, — радостный, чистый голос, каким ее наградил господь.
— Сюда, Тине, сюда, — окликнула ее фру Берг. — Давай споем. — Фру Берг обняла Тине, и они медленно, с песней побрели дальше.
Когда они как следует распелись, Берг начал подтягивать приглушенным басом:
Рабочий день кончался, повсюду со дворов выходили работники и хуторяне, все спокойно курили трубку.
— Добрый вечер! Вечер добрый, — доносилось до Бергов и Тине сквозь облака дыма.
— Добрый вечер, Андерс Нильс, добрый вечер, Ларс Петерс, — отвечала Тине. Она знала всех по имени.
У ворот Ларса Эрика они задержались. Старика вконец измучил ревматизм.
— Как здоровье отца? — спросила Тине.
— Да вроде малость получше, — протяжно отвечал Ларсов зять.
— Вот и слава богу. Доброй ночи, Ханс, — сказала Тине и пошла своей дорогой.
Берги тем временем все пели, а Херлуф взял отца за руку. Впереди завиднелись церковь и школа. Небо за старой колокольней окрасилось багрянцем.
Они умолкли и последний отрезок пути, до школы, прошли в полном молчании между двумя рядами живой изгороди. Сине, жена хусмена Ганса, которая на ночь глядя вывела корову немного попастись, перед тем как загнать ее в хлев, поклонилась им, когда они проходили мимо, не переставая вязать.
На крыльце школы сидел старый Бэллинг со своей трубкой. Он сошел с крыльца и поклонился. Мадам поджидала их в дверях — тоже с вязаньем, она как раз испекла сегодня слоеных крендельков. Фру Берг с Херлуфом поднялись и сели на скамеечку, а Бэллинг так и остался внизу разговаривать с Бергом о лесном аукционе.