Тиннар - страница 11
— Мне неудобно так…
И видит растерянные глаза метаморфа — словно он только что вынырнул из сонных грез. Потом взгляд становится осмысленным:
— Ладно попробуем подложить плащ мне на колени. Конь обученный, сам вынесет куда надо.
Светлый эльф молча кивает, достает откуда скатку с плащом, подсовывает ее Аллеуру под зад, хмуро спрашивает:
— Ну как, молодой мастер?
— Да никак, еще хуже стало, — в ответ мальчишка едва не шипит от злости.
И слышит резкий ответ:
— Придется потерпеть, коня своего ты упустил, так что будь благодарен и за это.
Принц закусывает в ярости губу — а что ответить — Тиннар кругом прав. Кошак черно-белый, тигра полосатая. Маг недоделанный. Ладно, отольются кошке мышкины слезки.
Они, наконец, трогаются с места. Впереди — Эриндел на неоседланном эльфийском коне — этот не сбросит, сам несет своего хозяина, седлают только для боя — мало ли какая случайность. А вот коню Тиннара приходится нелегко — помимо тяжелого хозяина, на его хребтине еще лишний седок, и седок беспокойный — Аллеуру неудобно сидеть, он постоянно сползает в сторону, Тиннар иногда с трудом его удерживает на руках. Да еще и непрерывное ворчание. Метаморф мирно терпит все это безобразие, тихо накаляется светлый эльф, едущий рядом. Снег временами очень глубокий, кони проходят с трудом. И довольно холодно — все-таки уже не лето — осень. Наконец, снег становится совсем глубоким, лошади вязнут по брюхо — это место под скалой, снега много намело.
Эльф спрыгивает на снег:
— Словно кто-то не хочет нас выпустить из ущелья на перевал.
Только что сердито бурчавший что-то Аллеур мгновенно замолкает — он прекрасно понимает, кого и за что не хотят выпускать в долину. Отец, похоже, сильно постарался. Тиннар вздыхает:
— Ладно, ты в своей эльфийской легкости пройдешь поверх снежного перемета, мастер Аллеур — возможно, но я и кони — извини, мы поверх сугроба не пройдем.
— И что делать? И так долго провозились — солнце высоко, а мы только на подъезде к перевалу — ночевать в снегу, что ли?
Аллеур напряженно переводит виноватые глаза с одного на другого — он от злости просто не подумал, что его могут пытаться найти и задержать на это время в пределах границ Темных Эльфов — за перевалом — земли людей, там поисковые отряды будут очень ограничены в своих поисках. И его шалости ему же и могут принести несчастье. Потом тихо говорит:
— Я могу попытаться протопить снег, ударив огненным шаром.
— Чтобы твоя магия зазвенела, как колокол, и привлекла всех, кто поблизости? Тиннар, как ты думаешь?
— Нет, я думаю, что в колокола мы звонить не будем. Мастер Аллеур этого ведь не хочет? — взгляд синих глаз напряженно изучает лицо Темного Эльфа. А он впадает в панику. Неужели понял, кто он, почему так тяжел путь в долину? Если понял — что сделает? Вернет отцу, бросит, чтобы не ввязываться в очередную стычку? Что?
Губы эльфа бледнеют, глаза становятся жалкими, бравада и злость исчезает, взгляд полон страха. Он теряет контроль за своим лицом, все отчаяние вырывается наружу. Метаморф не отводит взгляда, Эриндел молчит — то, что с мальчишкой не все в порядке, стало понятно почти сразу. Странные дорогие вещички, почти полное отсутствие знаний о внешнем мире, крайняя капризность и обидчивость, — все это было очень необычным. Но Тиннар опасности не почувствовал, спас его, привел с собой. И вот теперь — очередной сюрприз от Темного Эльфа — предложение применить боевую магию на пограничной территории. Тиннар вдруг усмехается и отводит ставшие жестокими и колючими глаза от растерянных глаз эльфа.
— Нет, Эриндел, показалось — он не предатель и не враг. Ладно, твою магию мы прибережем — на ее использование отзовется вся магия Темных Эльфов, существующая вокруг. А говорить мне с твоим соотечественниками не очень бы хотелось. Договор, конечно, договором, но ведь есть и личная вражда, мало ли что может быть между нами.
Аллеур опускает глаза вниз, метаморф дал надежду, что его не бросят и не предадут. Внезапно захотелось плакать от обиды и еще какого-то странного чувства — словно тяжелый жестокий взгляд Тиннара сильно испугал. Не так-словно он что-то потерял, когда синие глаза стали его изучать с ледяным презрением. Страшно и почему-то очень больно.