Тишина всегда настораживает - страница 24

На остановке автобуса, едва выйдя из зоны обзора часового, Шпербер распустил узел галстука, снял полуботинок, помял задник. Стало легче.

«В любой обстановке необходимо соблюдать наставление о ношении форменной одежды. Это требование распространяется на солдат, находящихся в кафе или ресторане даже в поздние часы, а также при проезде по железной дороге или в другом виде транспорта, равно как и по дороге домой поздно ночью, даже по безлюдным улицам».

Кругом — наставления, но на несколько часов Шпербер хотел быть сам себе хозяином.

Вон две парочки на мотороллерах. Девушки сидели боком на сиденьях, как амазонки, лицом к тротуару, крепко ухватившись за пояса водителей. Одна пара подъехала вплотную к Шперберу — девица захихикала. Она раздвинула ноги и сделала ему глазки. Шпербер надвинул лаковый козырек фуражки низко на лоб и, повернувшись к ней спиной, пошел прочь.

Подошел автобус номер тридцать семь. Шпербер уселся на заднее сиденье и оглянулся. Казарменная стена исчезла из виду, но у него осталось ощущение, будто она тянется и тянется за ним. Автобус остановился, у станции пригородной железной дороги, здесь уже чувствовался большой город. Шпербер заметил нескольких военных. Они скрылись в здании вокзала. Он немного задержался. Здесь, в обычной гражданской обстановке, он не имел желания общаться с другими военнослужащими. Ему хотелось быть незаметным — как те пенсионеры, которые сидели на соседних лавках.

Позади вокзала все сразу смешалось в кучу: автобус номер три и пятая линия метро, связывавшие этот район с деловой частью города; станция городской железной дороги и внутренние воздушные линии; внутренние воздушные линии и линии PANAM,[9] Майкл и Габи, Габи и Мамочка.[10]

Он посмотрел на вокзальные часы. Каждый раз, когда секундная стрелка занимала верхнее вертикальное положение, минутная делала маленький скачок. Пенсионеры не уходили со скамеек. В руках у них были палки, которыми они указывали друг другу на что-то. Наверное, на жизненную суету, которая их уже не касалась. Они усмехались. А может, гримасничали?

В зале вокзала царила гражданская жизнь: цивильные вещи, цивильные запахи, цивильный ассортимент товаров в ларьках, цивильные журналы. Кажется, началось время пик на транспорте — конец недели. Ни одного свободного сиденья, вообще ни одного свободного местечка. Он купил толстую газету и крепко держал ее в руках. Казалось, у всех вокруг были важнейшие дела. Он слышал обрывки фраз: «Договоренность остается… четверть восьмого… Хельмут скажет…» и так далее. Какой-то мужчина подчеркнул что-то в газете и нырнул в телефонную будку. Другой смотрел на свои часы и мотал головой. Третий пытался проложить себе дорогу через людской водоворот. Военных не видно. Шпербера толкали со всех сторон. И никто не обращал на него внимания. Естественность, бесконтрольность, с которой все тут двигались, раздражали его. Куда спешили эти люди? Мужчины его возраста — они что же, все исполняли какие-то свои обязанности? Все они выглядели как-то виновато, будто все сразу нашкодили. Хаотическое сборище недисциплинированных субъектов: каждый сам по себе, никто не может на чем-нибудь сосредоточиться. Какой-то тип побежал к билетному автомату, потом к киоску, его затолкали, и он сам, расталкивая других, проскочил за турникет и исчез из виду. Никакого порядка. Если так пойдет и дальше, то здесь обязательно должно что-то случиться. Эх, если бы из громкоговорителя раздалось, скажем, такое: «Внимание! Всем встать по местам! Равняйсь! Всем будет сейчас задано направление движения!» Но по радио говорили совсем о другом.

Теперь нужно зайти в вокзальное кафе. Посмотрим газету. Объявления: кто-то продает холодильник; студент хотел бы бесплатно получить старое, но хорошо сохранившееся кресло; предлагаются ноты для фортепиано бесплатно — только за ними нужно прийти; продается за двести марок книжный шкаф (дубовый), четыре метра на два; предлагается комплектное снаряжение для туризма фирмы «Блэк энд Деккер»; продается голубь-турман; пылесос, утюг-автомат; машина для стрижки газонов; новый автомобиль «вольво»; бунгало с лесным участком; три гектара лесного массива с озером.