Тишина зеркал - страница 10

стр.



  - Может быть, он убил её, и чувство вины...



  - У вас нет доказательств. - Феоктистов взял её под локоть. - Не стойте так близко к трупу.



  Трупу.



  - А у вас имеются версии получше? - В ней вдруг проснулось желание дерзить.



  Происходящее вокруг, насколько оно было дико, нелепо. Спокойная привычная жизнь рушилась. Даже страх начал отступать. Была лишь ледяная пустота.



  - Водитель скрылся с места преступления. Тварь. - Сказал кто-то.



  Кто-то, под чьи колёса никогда не бросался человек. Кто-то, кого не окутывал с головы до ног липкий ужас случившегося. Это был его выбор - выбор мертвеца. Почему другой должен отвечать за его жизнь? Должен ли?



  Женя поёжилась. Бросила отстранённый взгляд на букву. Нет, она всё-таки не была первой буквой имени. Тогда чем? Первой буквой смерти?



  - Ты вся дрожишь. - Тихо произнёс Феоктистов, впервые обращаясь к ней на "ты". - Посидишь в машине, пока я закончу, или останешься здесь?



  Оставаться не было смысла - распростёртое тело ничего бы ей сказало. Оно унесло с собой какую-то тайну - ту же, что и Марта. Почему-то Женя решила так. Конечно, она не знала их достаточно, но два самоубийства подряд, связанные между собой невидимой нитью, - да и самоубийства ли?



  - Я подожду в машине.



  Альберт слегка улыбнулся, как бы стараясь подбодрить её. Она только вздохнула.



  Мелкие капли дождя забарабанили по оконному стеклу. Голоса с улицы Женя слышала, как сквозь плотную пелену. Она видела, как Альберт осматривал тело, как нетерпеливо взмахивал руками, а потом даже закричал - на того, с бесцветными глазками, который удивился её присутствию здесь. Женя подула на руки. Ночь выдалась свежей, хотя и безветренной, но холодно Жене было по другой причине. Она на секунду представила себя сидящей за столом или лежащей здесь, с растекающейся тёмной лужей крови. Ужас поднимался в душе. Казалось, Каменев притворяется, кровь - вино, пролившееся из разбитой бутылки, мир вокруг - нелепая декорация. Иногда смерть выглядит искусственной, будто разыгранной на сцене театра. Дикой бутафорией. Феоктистов вернулся довольно скоро. Впрочем, время для Жени теперь текло иначе. Каждая минута растягивалась в год.



  - Ты в порядке?



  Нелепый вопрос. Почти дежурный. Женя предпочла бы, чтобы он обнял её. Чтобы закрыл от страшного морока. Чтобы она забыла, - забыла, каково это, когда смерть дышит тебе в спину. Когда сидит за твоим столом. Или лежит у твоих ног. Женя слабо кивнула.



  - Отвезти тебя домой?



  Её встретят встревоженные взгляды и омут расспросов. Беспокойство, как бы она не сошла с ума. Заснуть сегодня вряд ли удастся, а если и удастся, ничего хорошего она не увидит.



  - Давай вернёмся к тебе.



  Если бы не случившееся, Альберт бы, наверное, ухмыльнулся. Но сейчас он только внимательно посмотрел на неё.



  Душная комната была такой же, какой они оставили её, - и одновременно совсем другой. И поцелуи были другими, как будто Женя хотела забыться. Выжечь из памяти серый асфальт и красное пятно. Бежевый плащ с алыми разводами. Застывшие зрачки.



  Молочные плечи выглядели ненастоящими, нарисованными белой краской. Взгляд казался беззащитным - перед выходом Альберт стёр подводку. И эти губы; только они, казалось, и были способны уничтожить кровавое марево, заставить его отступить хотя бы ненадолго.



  - Мне кажется, я схожу с ума.



  Она даже сама не поняла, как сказала это. Голова Альберта послушно лежала у неё на плече, и она гладила его влажные волосы. Он приподнялся и посмотрел на Женю.



  - Неудивительно. - Альберт невесело улыбнулся.



  - Надо бы позвонить Феликсу... Я обещала вернуться после концерта.



  - Взрослые мальчики. Сами поймут, в чём дело. - Его улыбка стала шаловливой. - Так почему тебе кажется, что?..



  Женя сомневалась, рассказывать ли, ведь она почти его не знала. Вдруг и вправду подумает, что она спятила? Но его синие глаза смотрели так нежно, и он знал её, казалось, лучше, чем она себя... Откуда? Она ещё спросит. Может быть, легче будет сказать именно ему, ведь они знакомы всего три дня. Три маленьких вечности. И она рассказала. Про чаинки в день смерти Марты, сложившиеся в предзнаменование, - и про тот же символ на дне чашки, из которой Марта отравилась. Чаинки, которые вдруг стали напоминать изогнутые чёрные бусины. Приторный запах, сковывающий дыхание.