То самое копье - страница 15

— Сыграем?

Никогда еще ставка не была так высока. Монах кивнул, медленно взял кости, так же неспешно встряхнул их и бросил на твердую землю, бугрившуюся от корней дерева.

— Неплохо, — покачал головой Сомду.

Ему уже не раз приходилось разыгрывать добычу среди трупов, но на этот раз руки его подрагивали.

Впрочем, это были его кости, он знал их, и они его никогда не подводили. Не подвели они и теперь — даже не взглянув на упавшие на землю кости, он твердо и уверенно произнес:

— Копье мое. Тебе не повезло.

Радость теплом растеклась по душе, и, дружески кивнув монаху, Сомду поднял с земли копье и направился к лошадям. Он уже воображал себя властителем великого царства, когда в обтянутую кольчугой спину вонзилось тонкое, словно игла, острие стилета, который монах извлек из посоха. Сомду даже не хватило на стон. Он повалился наземь, в мертвеющих, широко разверстых глазах застыло немое удивление.

— Это тебе не повезло! — улыбнулся монах тонкими губами. — Извини, приятель, но время империй уже прошло.

Вырвав из костенеющих пальцев Сомду копье, Не имеющий имени уселся на коня и направился на восток. Он держал путь в далекую горную страну, где на склоне хребта высились стены обители Чэньдо — место, где Не имеющий имени должен был обрести его, место, которому надлежало отныне стать вечной могилой, в которой будет сокрыто копье.

То самое копье…

Отряд уже седьмой месяц не знал отдыха. Одиннадцать испытанных воинов во главе с Темир-Тоглуком проделали путь, вообразить который было невозможно ни рожденному под знаком Луны, ни рожденному под знаком Солнца. Они покинули славный город Багдад, только недавно завоеванный войсками великого Хулагу[2], ранней весной, когда лежащая к востоку степь едва зазеленела первой травой. Но тогда отряд двигался не на восток, а на запад, и составляли его не десять, а пятьдесят всадников. И во главе был могучий Хоту-Багатур.

Но путь их был долог, а люди, встречавшиеся на нем, редко отличались дружелюбием. Неподалеку от Кайсери на отряд напали разбойники-арабы. Бой был кровопролитен и жесток. И хотя нападавших было по меньшей мере в пять раз больше, воины Хоту-Багатура разбили врагов. И иначе и быть не могло, ведь они были монголами, рожденными на коне и с луком в руках. Они полагались на стремительные и беспощадные стрелы, в то время как их враги более доверяли кривому, словно лунный серп, мечу. Враги намеревались смять дерзких пришельцев, рассыпавшись лавой, но лишь каждый второй из лавы доскакал до сбившегося в кучу и грозно ощетинившегося сталью отряда. Здесь и настал черед звенеть мечам. Во владении ими арабам не было равных, и два десятка отборных воинов во главе с самим Хоту-Багатуром нашли там свою смерть, но тридцать оставшихся так и не расстались с луком, избив беспощадными стрелами отчаянно вопящих разбойников.

Это было лишь первым испытанием, и отважный Коктыш взял бразды правления над уцелевшей частью отряда и продолжил поход. Но сам Коктыш и еще десять человек пали в битве с огузами, племенем, полвека назад бежавшим под натиском победоносных монгольских орд из Хорасана в далекую Анатолию. У огузов были причины для мести, и бой с ними был яростен, но отряд вышел победителем и на этот раз. Пятьдесят огузов, две трети от общего числа нападавших, остались лежать на равнине между двумя холмами, прочие в страхе бежали. Перевязав раны, монголы продолжили путь на запад. Теперь их вел доблестный Темир-Тоглук.

Спустя два месяца после начала путешествия горстка отважных достигла безымянной гавани на крайней оконечности земли. Здесь умирало солнце, погружавшее свое огненное тело прямо в соленые синие волны. Это пугало витязей. И они повернули бы прочь, если бы не твердая рука Темир-Тоглука, напомнившего им о клятве воина и обещании, данном ими солнцеподобному Хулагу. Тогда витязи смирили страх, ибо знали, какая кара ожидает их в случае постыдного бегства. Они сели в круг и дали новую клятву. Они поклялись не возвращаться, не исполнив данного им поручения.

Наутро появился корабль. Кормчий хотел повернуть прочь при виде устрашающего вида всадников, но Темир-Тоглук заставил его изменить свое решение, на глазах моряка наполнив кожаный щит золотыми монетами халифов. Кормчий, хотя и не без опаски, причалил к берегу, дабы выслушать незнакомцев. Слова Темир-Тоглука повергли кормчего в изумление. Напрасно доказывал он желтолицым воинам, что им не доплыть до цели на утлом суденышке, которое не устоит под ударами бушующих волн. Темир-Тоглук его не стал слушать. Им двигали приказ и дважды данная клятва, все опасности были ничем в сравнении с этим. Кормчий был вынужден уступить и дрожащей рукой направить судно с двадцатью воинами на запад. Спустя две луны он бросил сходни на зыбко покачивающийся берег, премного удивляясь тому, что еще жив, а суденышко его цело. Темир-Тоглук заплатил моряку обещанную награду, но не подарил свободу. Оставив на борту четырех витязей, Темир-Тоглук с остальными двенадцатью — еще трое умерли в пути, как и все взятые на борт суденышка лошади, — продолжил опасный путь. За немалые деньги они достали коней и двинулись на север — по пути, начертанному на шуршащем листе пергамента чужеземцем.