Тогда ты молчал - страница 73
Завоевать ее доверие оказалось нетрудно.
Объект для тренировки.
У Моны мороз пробежал по коже. Преступники такого типа встречались редко. Серийные убийцы были либо полностью свихнувшимися, либо глупыми, либо теми и другими одновременно. Но были и другие. Они достигали вершин своего страшного мастерства, а полиция долгое время не могла выйти на их след. Конечно, когда-нибудь почти все попадались. Но к сожалению, к тому времени за некоторыми из них уже тянулся до ужаса длинный кровавый след. И это были дела, расследования которых продолжались неделями и месяцами, а иногда и годами, они наводили страх на общественность, будоражили средства массовой информации и всех лишали покоя. Убийство — вещь чертовски привлекательная для телевидения. Заразные заболевания можно, рано или поздно, обуздать. Рак тоже когда-нибудь удастся победить, но убийства будут всегда. От отчаяния, жадности, подлости, из-за низменных потребностей. Убийство всегда было самым драматичным, но одновременно и самым эффективным способом решить конфликт раз и навсегда.
Людям нравятся простые решения. А убийство — дело нехитрое.
У нее осталось ровно девять дней. Через девять дней рейс самолета, на который у нее заказан билет, чтобы лететь отдыхать.
Если дела так пойдут и дальше, у нее еще очень долго не будет отпуска.
13
У нее были длинные гладкие темные волосы. Ее зубы сверкали, когда она улыбалась, а груди были большими и упругими. Она недавно появилась в десятом классе, где учился мальчик, теперь уже юноша. Она носила облегающую одежду и фирменные джинсы, по которым сразу было видно, что они с Запада. Взгляд юноши буквально прикипал к девушке, к ее подрагивающей груди, совершенным бедрам и прекрасному загорелому лицу, как только она входила в класс (именно из-за нее он стал приходить на занятия сверхпунктуально). Когда она садилась и забрасывала на спину свои прекрасные волосы одним и тем же быстрым резким движением, ее футболка сдвигалась кверху и становилась видна узкая полоска кожи.
Мальчик не замечал, что он выбрал девушку, в которую влюбились все остальные мальчики их класса. Казалось, что классная комната вибрировала, когда она находилась там. Несмотря на то что он был очень внимательным наблюдателем, это далеко не маловажное обстоятельство осталось им незамеченным — то, что она могла выбирать. Ни одна из девочек, если у нее были варианты, никогда не выбирала его. Он уже получил горький опыт отвергнутого и уже сделал соответствующие выводы. С девочками второго или третьего сорта он не хотел иметь дела даже мысленно. Поэтому для себя тему «девочки» он, собственно говоря, закрыл.
Но на этот раз чувства нахлынули на него с такой силой, что его хитроумная оборонительная стратегия не сработала. Он должен был находиться вблизи Бены, слышать ее голос, смотреть на нее, впитывать каждое ее слово и жест. Для него не имело значения, замечают это «призраки» или нет: она стала первым человеком, которого он воспринимал как живого. Она существовала в его сознании, как реальная девушка. Она была нужна ему.
Когда пошла вторая неделя нового учебного года, он заговорил с ней. Она отреагировала дружелюбно, к тому же оказалось, что она живет недалеко от него. Итак, они стали вместе ходить из школы домой, тем самым мальчик создал себе значительное стратегическое преимущество, которое нельзя было недооценивать. Несколько недель все шло хорошо, и мальчик уже начал мечтать: о ее бедрах, открывающихся перед ним, о ее грудях, между которыми он спрячет свое лицо, о ее совершенной коже цвета карамели. При этом он даже в мечтах не решался поцеловать ее.
Бена, казалось, доверяла ему, хотя едва знала его. А почему бы и нет? Она рассказала, что приехала из столицы, что они переехали сюда, потому что ее отец, ученый высокого ранга, во время поездки на Запад остался там, бросив ее, ее мать и младшего брата. Бена приглашала его к себе домой, он даже пару раз ужинал вместе с ее семьей, теперь казавшейся ему какой-то обделенной. Мать девочки стала работать врачом в той же клинике, где работала его мать. Она была человеком совсем иного склада, чем его мать, — приветливой, сердечной, веселой, иногда даже немного суетливой. Лишь в двух вещах женщины были похожи: обе пили больше, чем следовало, и обе имели одну и ту же склонность: когда алкоголь развязывал им языки, они щедро оплакивали свою судьбу и свою жизнь.