Только этот мужчина - страница 10

Она не видела Джона, но чувствовала, что он внимательно следит за разговором. От волнения у нее задрожал подбородок.

Лавиния рассмеялась.

— А что, вам не нравилось быть фотомоделью?

— Иногда это бывало даже увлекательно, — стараясь быть объективной, заметила Палома. — Но в основном это скучно и однообразно, например, когда вертишь головой во все стороны, улыбаясь толпам фотографов. К тому же это нелегкая работа. Но я не училась в университете и не получила никакой специальности, вот и пришлось заниматься тем, что было мне под силу.

Девочки обладали хорошими манерами Анны. Они непринужденно говорили о бабушке, о школе, расспрашивали о путешествиях. Постепенно и Палома почувствовала себя свободнее и вскоре уже рассказывала короткие веселые анекдоты. Всем было хорошо. Палома старалась не думать ни о чем, кроме радости встречи, но все же сердце ее ныло.

Спустя некоторое время в беседу вмешался Джон, и вот она уже шла к двери в его сопровождении. Девочки хотели ее проводить, но когда отец запретил им это, они подчинились без всяких капризов, пожелав гостье всего доброго с интонациями, живо напомнившими ей Анну. И Палома отвернулась, чтобы дети не заметили слез в ее глазах.

Джон проводил ее до машины. После неловкой паузы он сухо спросил:

— Надеюсь, ты довольна?

Покорно кивая головой и отводя взгляд, она попыталась открыть дверцу автомобиля.

— И у меня есть твое обещание не стремиться больше к встрече с детьми!

Не зная, что возразить, Палома опустила голову еще ниже.

— Посмотри на меня, — сказал Джон с металлом в голосе, поднимая за подбородок лицо растерянной женщины с застывшим на нем выражением боли и отчаяния.

Сквозь пелену слез его властное и жесткое лицо казалось Паломе неясным, и только холодный блеск глаз пронзал ее насквозь. Время остановилось для нее. Вдруг она громко всхлипнула.

— Боже, Палома, не надо! — неожиданно сочувственно проговорил Джон.

— Извини. — Женщина безрезультатно боролась с рыданиями. — Ничего страшного. Это скоро пройдет.

— Я не могу отпустить тебя в таком состоянии, — растерянно сказал Джон, но по его нерешительному тону Палома почувствовала его нежелание продолжать беседу. Дрожащая, она вновь вернулась к дверце машины. — Нельзя садиться за руль в таком состоянии. — Голос Джона прозвучал отрывисто.

Пошарив в сумке, Палома вытащила носовой платок и высморкалась. Слезы снова навернулись на глаза. Ей хотелось скорее уехать отсюда, пока она окончательно не потеряла контроля над собой и не разревелась, как ребенок, потерявший игрушку.

— До свидания, — сдержанно проговорила Палома, когда ей наконец удалось открыть дверцу машины и попасть внутрь. Джон что-то сказал ей, но она, не понимая, только покачала головой, включила двигатель и тронулась с места. Она ехала, вцепившись в руль так, будто дорожила им больше всего на свете. Перед тем как деревья скрыли из глаз дом, она взглянула в зеркало. Джон все еще стоял неподвижно и смотрел ей вслед.

Палома гнала, как сумасшедшая, до самой гостиницы, где, упав на цветастое покрывало, дала волю слезам. И когда от рыданий уже раскалывалась голова и саднило горло, она забылась тяжелым сном: сказалась усталость, накопившаяся за последнюю неделю.

Проснулась Палома от настойчивого стука в дверь. Кто-то нетерпеливо звал ее. Она вскочила и побежала открывать.

На пороге стоял Джон. На улице было уже совсем темно. Значит, она проспала несколько часов.

— Что случилось? — вновь заволновалась она. — Девочки?

— С ними все в порядке. Я приехал посмотреть, как ты.

Ее руки, как плети, бессильно упали вдоль тела.

— Со мной все в порядке, — ответила она голосом, охрипшим от рыданий.

Проходивший мимо пожилой человек остановился и с интересом уставился на них. Джон поспешно втолкнул Палому в комнату, захлопнул дверь и огляделся.

— Не надо света, — приказал он, когда ее рука потянулась к выключателю.

Палому осенило.

— Боишься за свою репутацию? — с усмешкой сказала она, подходя к окну и задергивая занавески. — А если узнают твою машину?

Смутившись, Джон пробормотал:

— Извини…

Палома понимала его. В определенных кругах слухи распространяются невероятно быстро, обрастая по дороге сплетнями, особенное если касаются людей известных. Джон не хотел, чтобы досужие языки перемывали кости ему и его умершей жене. Как и Палома, он страдал от угрызений совести. И грех его казался ему самому чудовищным и непростительным, потому что той, кому нужно было повиниться, уже не было на свете. Теперь Палома не сомневалась, что сердце Джона погребено вместе с женой.