Том 10 - страница 23

стр.

В письме затрагивался прежде всего вопрос о немедленном взятии власти коммунистами. В июле или в начале августа 1923 года в Германии не было еще того глубокого революционного кризиса, который поднимает миллионные массы на ноги, разоблачает соглашательство социал-демократии, дезорганизует вконец буржуазию и ставит вопрос о немедленном взятии коммунистами власти. Естественно, что в обстановке июля — августа не могло быть речи о немедленном взятии власти коммунистами в Германии, имевшими к тому же меньшинство в рядах рабочего класса.

Правильна ли такая позиция? Я думаю, что правильна. На этой же позиции стояло тогда Политбюро.

Второй вопрос, затронутый в письме, касается демонстрации коммунистических рабочих в момент, когда вооруженные фашисты старались спровоцировать коммунистов на преждевременное выступление. Я стоял тогда за то, чтобы коммунисты не поддавались провокации. И не только я, но и все Политбюро разделяло эту позицию.

Но через два месяца обстановка в Германии меняется круто в сторону обострения революционного кризиса. Пуанкарэ предпринимает военное наступление на Германию; финансовый кризис в Германии принимает катастрофический характер; в недрах германского правительства начинается развал и министерская чехарда; волна революции поднимается, взрывая социал-демократию; начинается массовая перебежка рабочих от социал-демократии к коммунистам; вопрос о взятии власти коммунистами становится на очередь дня. В этой обстановке я, как и другие члены комиссии Коминтерна, стоял решительно и определенно за немедленное взятие власти коммунистами.

Известно, что созданная тогда германская комиссия Коминтерна в составе Зиновьева, Бухарина, Сталина, Троцкого, Радека и ряда немецких товарищей имела ряд конкретных решений о прямой помощи германским товарищам в деле захвата власти.

Были ли в это время члены этой комиссии во всем солидарны между собою? Нет, не были. Разногласия шли тогда по вопросу об организации Советов в Германии. Я и Бухарин утверждали, что фабзавкомы не могут заменить Советов, и предлагали немедленную организацию пролетарских Советов в Германии. Троцкий и Радек, а также некоторые германские товарищи стояли против организации Советов, полагая, что фабзавкомов будет достаточно для взятия власти. Зиновьев колебался между этими двумя группами.

Заметьте, товарищи, речь шла тогда не о Китае, где имеется всего несколько миллионов пролетариев, а о Германии, высокопромышленной стране, где имелось тогда около 15 миллионов пролетариев.

Чем кончились тогда эти разногласия? Тем, что Зиновьев перебежал на сторону Троцкого и Радека, и вопрос о Советах был решен отрицательно.

Правда, Зиновьев потом каялся в этих своих грехах. Но это не устраняет того факта, что Зиновьев стоял тогда на правом, оппортунистическом фланге в одном из основных вопросов германской революции, а Бухарин и Сталин стояли на революционном, коммунистическом фланге. Вот что говорил об этом потом Зиновьев:

“В вопросе о Советах (в Германии. И.Ст.) мы совершили ошибку в том, что уступили Троцкому и Радеку. Каждый раз, когда в этих вопросах уступают, убеждаешься, что совершаешь ошибку. Рабочие Советы тогда нельзя было создавать, но это было пробным камнем для обнаружения того, является ли установка социал-демократической или коммунистической. Мы не должны были уступать в данном вопросе. Уступка была ошибкой с нашей стороны. Так, товарищи, обстоит это дело” (стенограмма 5-го заседания Президиума ИККИ с представителями КП Германии 19 января 1924 г., стр. 70).

Зиновьев говорит в этой цитате о том, что “мы ошиблись”. Кто это “мы”? Никаких “мы” не было и не могло быть тогда. Ошибся, собственно, Зиновьев, перебежавший на сторону Троцкого и Радека и ставший на их ошибочную позицию.

Таковы факты.

Уж лучше бы Зиновьеву не вспоминать о германской революции 1923 года и не срамить себя перед пленумом, тем более, что возбужденный им вопрос о германской революции не имеет, как видите, никакого отношения к обсуждаемому нами пункту четвертому порядка дня пленума.

Вопрос о Китае. У Зиновьева выходит, что Сталин в своем докладе на XIV съезде партии отождествлял, оказывается, Китай с Америкой. Это, конечно, глупость. Ни о каком отождествлении Китая с Америкой не было и не могло быть речи в моем докладе. На самом деле речь шла в моем докладе лишь о праве китайского народа на национальное объединение и национальною освобождение от иностранного ига. Заостряя вопрос против империалистической прессы, я говорил, что ежели вы, господа империалисты, считаете правильной, по крайней мере на словах, национальную войну в Италии, национальную войну в Америке, национальную войну в Германии за объединение и за освобождение от иностранного ига, то чем Китай хуже этих стран и почему китайский народ не имеет права на свое национальное объединение и освобождение.