Том 10. Письма - страница 10
Три недели после этого Булгаков болел. Помогли супруги Пейзулаевы — не дали пропасть. Исхлопотали ордер на квартиру. А вскоре из Киева приехала измученная жена Татьяна Николаевна. «Через день переехали на Слепцовскую улицу. Из двух старых козел и досок смастерили широкую лежанку, фанерный ящик из-под папирос превратился в письменный стол. Пейзулаевы дали табуретки, старое кресло, матрац, кастрюли и посуду... Можно справлять новоселье...» — так описывает переезд в новую квартиру Д. Гиреев в книге «Михаил Булгаков на берегах Терека» (Орджоникидзе, 1980. С. 108).
После болезни Булгаков снова начинает свою просветительскую деятельность, выступает с лекциями, участвует в диспутах на различные темы, например такие, как «Любовь и смерть», участвует в вечерах, посвященных Пушкину, Гоголю, Чехову... Но за ним внимательно следили, и каждое его выступление попадало под обстрел «дебошира в поэзии», который, послушав Булгакова, тут же «летел с записной книжкой в редакцию». На четвертой полосе газеты появлялась рецензия: «Опять Пушкин!» И вечера запретили. «Идет жуткая осень. Хлещет косой дождь. Ума не приложу, что же мы будем есть? Что есть-то будем?» — писал Булгаков в «Записках на манжетах», вспоминая этот период своей жизни во Владикавказе.
Здесь М. Булгаков начал писать для местного театра — нужны были революционные спектакли. Так появляются пьесы «Самооборона», «Братья Турбины», «Глиняные женихи», «Парижские коммунары». В письмах родным М. Булгаков подробно описывает свою жизнь во Владикавказе, свои первые литературные и театральные успехи, излагает свою литературную программу. 26 апреля 1921 года в письме к сестре Вере Булгаков доверительно сообщает, «как иногда мучительно» ему «приходится» в творческой работе, что творчество его «разделяется резко на две части: подлинное и вымученное», вымученное идет порой с успехом, а подлинное застревает в комиссиях.
Жизнь во Владикавказе была голодной, неустроенной, приходилось бороться за каждый «кусок» хлеба. Илья Эренбург вспоминал Владикавказ осенью 1920 года, когда он проездом останавливался в местной гостинице: «...все было загажено, поломано; стекол в окнах не было и нас обдувал холодный ветер. Город напоминал фронт. Обыватели шли на службу озабоченные, настороженные; они не понимали, что гражданская война идет к концу, и по привычке гадали, кто завтра ворвется в город» (И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Книги первая и вторая, М., 1961, С. 520). А в 1921 году здесь побывал Серафимович и нарисовал еще более безотрадную картину: «На станции под Владикавказом валяются по платформе, по путям сыпные вперемежку с умирающими от голода. У кассы — длинный хвост, и все, кто в череду, шагают через труп сыпного, который уже много часов лежит на грязном полу вокзала.
Положение безвыходное: денег совершенно нет, койки сокращены до минимума. Жалкие крохи, какие имеются, недостаточны даже, чтобы мертвецов вывозить.
Рабочие заволновались. Они отрывали крохи от своего жалкого заработка и несли в помощь голодным. На собраниях требовали экстренного обложения буржуазии. И добились этого обложения. Были собраны крупные суммы, и началась борьба с голодом и эпидемией. Стали подбирать голодных, сыпных, стали кормить, лечить, одевать».
Вот на этом фоне и развивалась творческая деятельность Михаила Булгакова. А тут еще М. Вокс не пропускал ни одного случая, чтоб не «уколоть», используя для этого даже успешные постановки пьес Булгакова в местном театре.
Наиболее шумный успех выпал на долю пьесы «Сыновья муллы», поставленной первым советским театром к майским дням 1921 года.
Наступили трудные дни, полные противоречивых размышлений. По всему чувствовалось, что Владикавказ исчерпал себя. Булгаков давно подумывал оставить его. Но куда ехать? В Киев? В Москву? Эти вопросы вставали перед ним, но он никак не мог решиться... Семья разбросана по разным городам страны, сестры уехали из Киева, живут в Москве, Петербурге, братья покинули Россию с деникинцами...
Булгаков давно мечтал о Москве, твердо уверенный в том, что в столице не должно быть такого бедственного положения для писателя.