Том 13. Салли и другие - страница 17

Я, разумеется, не испугался. В такие передряги я попадал уже неоднократно и заранее знал, что будет дальше. Поэтому, видя, что моя дама переполошилась, я поспешил развеять ее опасения:

— Волноваться совершенно не о чем. Не надо «рыдать, лия потоки слез и в грудь себя бия»,[11] как говорит Дживс. Все нормально.

— Они нас не арестуют?

Я снисходительно улыбнулся. Уж эти мне новички.

— Глупости. Нет ни малейшей опасности.

— Откуда вы знаете?

— Мне все это давно и хорошо знакомо. Коротко говоря, сейчас произойдет следующее. Нас всех сгонят в кучу, и мы в простых фургонах мирно отправимся в полицейский участок. А там в приемной выстроимся в очередь, и каждый назовет свое имя, фамилию и адрес, допуская при этом в мелочах некоторые отклонения от истины. Я, например, обычно называю себя Эфраим Гэдсби, проживающий по адресу: Стрэтхем-коммонз, Джубили-роуд, «Настурции». Почему именно так, сам не знаю, такая фантазия в голову пришла. А вы, если послушаете моего совета, назовитесь Матильдой Ботт, дом 365 по Черчиль-авеню, Ист-Далидж. По завершении этих формальностей нас отпустят по домам, а хозяин этого заведения останется один перед лицом его величества Закона.

Но Флоренс мои слова не успокоили. Я вижу, ей ну никак не сидится на месте. Вопреки предписаниям человека-сирены, она вскакивает со стула, будто пронзенная снизу спицей, и говорит:

— А по-моему, будет все не так.

— Так-так, если только они не завели новые порядки.

— По-моему, потащат в суд.

— Да нет же.

— Я лично не намерена рисковать. Всего наилучшего!

И сорвавшись с места, Флоренс бросилась к служебной двери, находившейся неподалеку от нашего столика. Ближайший констебль взлаял, как гончий пес, и рванул вдогонку.

Разумен ли был мой следующий поступок? Этого я так для себя и не решил. То мне кажется, что да, ведь рыцарь Байярд[12] на моем месте поступил бы так же; а то — все-таки нет. А произошло, говоря вкратце, вот что: когда жандарм пробегал мимо меня, я выставил ногу, и он на полном скаку ласточкой спикировал на пол. Флоренс улизнула, а страж закона, разобравшись, где у него ноги, а где руки, поднялся с пола и уведомил меня, что я арестован.

А так как при этом он одной рукой держал меня за шиворот, а другой — сзади за штаны, сомневаться в правоте этого честного малого у меня не было оснований.

Ночь я провел «в узилище зловонном»,[13] как сказал поэт, и наутро, чуть свет, был доставлен в полицейский суд на Винтон-стрит, где мне предъявили обвинение в «нападении на служителя закона и в воспрепятствовании исполнению им служебного долга» — выражение, на мой взгляд, емкое и по существу. Я был жутко голоден и небрит.

С мировым судьей этого района я прежде не встречался, как правило, я пользовался услугами его конкурента в районном суде на Бошер-стрит. Но Барми Фодеринг-Фиппс, познакомившийся с ним как-то в новогоднюю ночь, предупреждал, что с ним лучше дела не иметь, и теперь я в этом лично убедился. Мне даже подумалось, пока я слушал из уст пострадавшего фараона сагу о моем прегрешении, что Барми, обозвавший этого законника непробиваемым болваном с отдельными наиболее отталкивающими чертами испанского инквизитора высших степеней, скорее недооценил его в этом качестве, чем переоценил.

Вид старого негодяя мне сразу не понравился. Он дышал ядом. Выражение его лица, если это можно назвать лицом, по ходу повествования становилось все мрачнее и беспощаднее. Он то и дело бросал на меня сквозь пенсне свирепые взоры, и даже самый подслеповатый зритель не мог бы не заметить, что все его симпатии — на стороне полицейского, а на роль мальчика для побоев выдвинут задержанный Гэдсби. Мне становилось все яснее, что задержанный Гэдсби сейчас получит по первое число и хорошо, если не угодит на остров Дьявола.[14]

Тем не менее, когда полицейский договорил свое «J'accuse»[15]* и меня спросили, желаю ли я что-нибудь сказать, я приложил старания. Да, признал я, в тот вечер, о котором речь, я действительно вытянул ногу, в результате чего констебль полетел вверх тормашками, но сделано это было случайно, без задней мысли. Просто у меня затекла нога от долгого сидения за столиком, и захотелось расслабить мышцы.