Том 16. Фредди Виджен и другие - страница 47
— Прости, — сказала она.
— Никак не пойму, почему ты порвала с ним.
— Я же объяснила.
— А я не понял. Может, они просто друзья. Заглянули в ресторан…
— Сказано тебе, я заметила его взгляд.
— Ну и что?
— После того, как я намучалась с Джеффри…
— Ерунда!
Реплики эти были исключительно неприятны, но Терри, сжав зубы, как-то держалась.
— Ради Бога, Шорти! — сказала она. — Хватит об этом говорить.
Лорд Шортлендс вылез из кресла. Он понимал, что дочери плохо, но все же обиделся.
— Пойду, — сообщил он, — прогуляюсь.
— Да, прогуляйся. А то сидишь, ждешь. Припомнив, чего он ждет, граф вздрогнул.
— Прогуляюсь у рва, — сказал он. — Можно бы туда броситься. — Эта мысль его оживила, но ненадолго. — Интересно, где твоя сестрица?
— Я думаю, в саду.
— Как она играет на нервах! Я в таком состоянии, что, не поверишь, хотел бы на нее наткнуться.
Граф удалился, но через минуту-другую пришел Стэнвуд, скорбный и молчаливый, как все, у кого разбито сердце. Он тоже видел Майкла с Эйлин и тоже простился с последней надеждой.
— А, вот вы где, — мрачно промолвил он. — Спинк передал мне записку.
— Что! Я писала Майку, а не вам.
— Знаю. Спинк перепутал. Не вините его, он уволен. Это нелегко. Значит, разорвали помолвку?
— Да.
— И правильно. Покажете ему, что почем. Вот оправлюсь чуть-чуть и напишу ей. Как звали эту злодейку в Библии?
— Далила?
— Нет, Иезавель. Огастес часто ее поминает. Так и начну: «Иезавель!» Она у меня попляшет. Еще есть вавилонская блудница,[30] надо и ее ввернуть. А вот скажите, дать мне Майку в ухо?
— Нет.
— И то верно.
Он угрюмо замолчал. Терри хотела бы, чтобы он оставил ее наедине с горем, но он явно не собирался этого делать, и она поискала нейтральной темы для беседы.
— Вы Аделу не видели? Он всполошился.
— А что? Она меня искала?
— Вроде бы нет.
— Слава тебе, Господи! Почему вы спросили?
— Сама не знаю.
— Лучше не надо. Я ее боюсь.
— А ночью не растерялись.
— Что?
— Ну, ночью. Помните, «мы обручены»…
— Ах, вот вы о чем! Надо же было что-то сказать.
— Да…
— И, заметьте, сработало. О! Вы мне подали мысль. Почему бы нам с вами…
— Что-что?
— …не обручиться?
Терри едва не задохнулась.
— Вы серьезно?
— Да.
— Нашли время для предложения!
— Очень удачное. Посмотрите: вы должны показать Майку, а я — Эйлин. Мне худо, вам худо. Ну, как?
Терри расхохоталась. Ему это не понравилось. Смех был мелодичный, ничего не скажешь, но какой-то истерический. Что делать, когда у дамы истерика? Совать ей в нос жженые перья? Или бить по спине?
— Эй! — крикнул он. — Уймитесь!
— Не могу. Слишком смешно.
— Что тут смешного? — обиделся Стэнвуд. Терри стало стыдно.
— Простите, — сказала она. — Очень уж это неожиданно. Вы что, всерьез?
— А то как же?
Терри задумчиво глядела на него. Он ей всегда нравился. Она испытывала к нему материнские чувства. Кроме того, он надежен. Брак с ним — далеко не худший удел. Она обретет мирную гавань, укроется от бури. Может быть, судьба и припасла для нее тихий, лишенный романтики союз, основанный на дружбе.
И еще одно — она уедет из замка, в широкий мир. Там легче забыть. «Больше не могу!» — думала она, представляя одинокую жизнь в этой ловушке, где все напоминает о нем. Собственно говоря, ей предложили бежать из темницы.
— Если вас беспокоят деньги, все в порядке, — продолжал Стэнвуд. — Когда отец узнает, что я женюсь на вас, он мигом раскошелится.
— Какие деньги! — сказала Терри. — Я о вас беспокоюсь. Зачем это вам? Будете жалеть.
— Вы не будете — и я не буду.
— Это точно?
— Еще как! А что такого?
— Понимаете, я боюсь, что не разлюблю Майка.
— А я — Эйлин, чтоб ей пусто было. Ну и что? Любовь, видите ли! Одно мучение. Посмотрите на этих, влюбленных. Месяца два держатся за руки, пылинки друг с друга сдувают, и глядишь — они в суде, разводятся. Любовь! Ха-ха! Да я ее даром не хочу.
— Вам больше нравится дружба?
— Естественно. Крепче как-то.
— В этом что-то есть…
— А мы с вами всегда ладили. Как в этой песенке: «Тамтам, та-ра-рам, у меня хороший друг».
Терри вздохнула.
— Что ж, Стэнвуд, я согласна.
— По рукам?
— По рукам.
— Можно, я вас поцелую?
Он клюнул ее в щеку. Они помолчали, не зная, о чем говорить. Однако и ей, и ему было полегче, когда явился пятый граф.