Том 17. Джимми Питт и другие - страница 21

Искренне ваш,

Т. Блант.

P.S. Жду его завтра вечером. Подходящий поезд отходит в 2:15 от Пэдцингтонского вокзала».

Сэр Томас перечитал письмо, добавил в одном месте запятую, вложил листок в конверт и раскурил сигару с видом человека, который может отступить, но не покорится никогда.

Вечером того дня, когда сэр Томас Блант составил и отослал свое письмо в Детективное агентство Врагга, Джимми Питт зашел поужинать в ресторан гостиницы «Савой».

Если у вас есть деньги и соответствующая одежда, и вы не возражаете против того, чтобы вас выпихнули на улицу как раз, когда вы только-только начали по-настоящему веселиться, то немного найдется для вас занятий приятнее, чем ужин в гостинице «Савой» в Лондоне. Но Джимми, разглядывая толпу сквозь дымок своей сигареты, чувствовал, что этот мир, несмотря на блеск и суету, уныл и неинтересен, и что сам он в этом мире одинок.

С того развеселого вечера в доме полицейского начальника МакИкерна прошло немногим больше года. За это время Джимми объехал много новых мест. Им снова овладело беспокойное стремление к путешествиям. Кто-то при нем упомянул о Марокко, и две недели спустя Джимми уже был в городе под названием Фес.

Он больше не виделся ни с кем из главных действующих лиц ночной драмы. Тогда он возвратился домой, ступая по облакам, ликуя и поражаясь удивительному случаю, который позволил ему снова встретить девушку с «Лузитании» и даже говорить с ней, и внезапно сообразил, что снова потерял ее. Мало того, что он по-прежнему не знал ее адреса, он еще и понятия не имел, как ее зовут! Штырь все время называл полицейского «начальник», и больше никак. Кроме должности, Джимми не узнал об этом человеке ровным счетом ничего. Штырь скрылся и унес с собою ключ к разгадке тайны. Все новые знакомые той ночи исчезли из его жизни, развеялись, словно сон наяву. Что касается человека с револьвером, о нем Джимми ничуть не жалел. Он успел пообщаться с этим массивным персонажем около четверти часа, и этого с него вполне хватило. Неплохо было бы снова встретиться со Штырем, но Джимми переносил разлуку стоически. Оставалась девушка с парохода, и вот она-то так и стояла у него перед глазами все триста восемьдесят четыре дня, прошедшие со времени их последней встречи.

Из-за нее Нью-Йорк стал казаться перенаселенным городом. Джимми несколько недель нес вахту на всех улицах, где можно было надеяться ее встретить, в Парке и на Риверсайд-драйв. Ходил по театрам и ресторанам — все было безуспешно. Несколько раз он забредал в трущобный район Бауэри — не случится ли встретиться со Штырем? Рыжие головы попадались в изобилии, но ни разу не увидел он юношу, которого наставлял в искусстве кражи со взломом. Под конец общество «Вагантов» утомило его, и он снова пустился странствовать по свету. Завсегдатаи клуба сильно тосковали о нем, особенно та немалая их часть, кому вечно требовалось перехватить до субботы. Многие годы Джимми служил для этих бедолаг своеобразным банком, откуда они в любой момент могли снять необходимые средства. Им было очень обидно, что одна из редки:, натур, у которых в любое время суток можно стрельнуть пару долларов, пропадает без всякой пользы где-нибудь в Испании или в Марокко — особенно в Марокко, где, по рассказам, встречаются разбойники с прямо-таки нью-йоркской хваткой.

Они долго отговаривали Джимми от поездки. Они поминали Райсули и Кайда Мак-Лина.[8] Но Джимми было не остановить. Неотвязный овод тревожил его, не давая усидеть на одном месте.

Целый год он переезжал из одной страны в другую, каждый день заново убеждаясь в том, как верно говорил Гораций о путешествующих, что чувства не меняются с климатом, — и в конце концов, как всякий странник, оказался на вокзале Чаринг-Кросс.

Тут он попробовал взбунтоваться. Это вечное бегство бессмысленно, сказал он сам себе. Нужно остановиться и победить лихорадку, сжигающую его изнутри.

Две недели он вел эту внутреннюю борьбу и уже начинал подумывать об отступлении. Один тип за ланчем что-то говорил о Японии…

Наблюдая за посетителями ресторана, Джимми обратил внимание на столик неподалеку, за которым сидели трое: довольно хорошенькая девушка, величественная дама средних лет — по-видимому, ее мать, и худосочный молодой человек со светлыми волосами, немногим старше двадцати. Джимми заметил эту компанию из-за практически неумолчной болтовни молодого человека, то и дело прерывавшейся своеобразным пронзительным кудахчущим смешком. Когда и болтовня, и смех внезапно смолкли, Джимми невольно снова посмотрел в ту сторону.