Том 18. Лорд Долиш и другие - страница 3

— Понимаешь, я не умею распоряжаться. Попаду еще в аферу… И вообще, неприятно, когда тебя берут из-за титула.

Клара прикусила губу.

— Нет, что же это такое! — воскликнула она. — Подруги просто онемели, что я выхожу за лорда. А теперь вот объясняй, что у нас нет денег. Да, попалась я, как бедная Полли! Прямо из «Небесного вальса» — леди Уэзерби! А толку? Нет, просто чушь какая-то! Ну, займись автомобилями.

— Да я в них не разбираюсь. Зачем обижать людей? Я могу подсунуть что угодно, хоть игрушку на колесиках.

— Пусть сами смотрят. Твое дело — продать.

Поистине в этот день Долишу не везло. Он все время говорил невпопад, а сейчас достиг апогея:

— Ну, знаешь, все-таки noblesse oblige. Клара хмыкнула и взглянула на часы.

— Мне пора.

— А кофе?

— Не хочу я никакого кофе.

— В чем дело?

— Ни в чем. Надо уложить вещи.

Долиш не кинулся за ней, потому что еще не заплатил. Пока он это делал, она исчезла. Он выбежал на улицу. Ее нигде не было.

Скорбь окутала пэра. Солнце померкло. Небеса посерели, подул холодный ветер. Шафтсбери-авеню стала исключительно мерзкой. Правда, и Пиккадилли оказалась не лучше, когда он туда попал. Люди ходят, вообще много пакости… «Ну что за мир?» — думал лорд, остро жалея себя. «Noblesse oblige» сказать нельзя! А почему, собственно? Тут он наткнулся на фонарный столб.

Удар кое-что изменил. Жалость переместилась. В сущности, можно понять и Клару. Она печется о нем, а он ее обидел. Нельзя так себя вести с тонкой, нежной натурой. Причем тут noblesse? Нет, какая глупость!

Вдруг он остановился. Его осенила мысль, которая в свое время осенила Колумба.

— В Америку! — повторял он, сидя в такси, как повторял когда-то Колумб жене на кухне.

О великой республике Долиш знал мало. Что-то такое она не поделила с Англией в XVIII веке, но это уладилось, вроде сейчас всё в порядке. Коктейли он ценил, не осуждал и рэг-тайм, а больше ничего из сокровищ Америки толком не ведал.

Ехал он повидаться с Гейтсом, корреспондентом одной американской газеты. Застать его можно было в лондонском отделении Перочернильного клуба.

Долиш его и застал. Он как раз доедал второй завтрак.

— В чем дело, Билл? — спросил он, отведя молодого лорда в уголок библиотеки. — Какой-то вы такой… одухотворенный…

— У меня мысль.

— Какая?

— Помните, вы говорили про Америку?

— Что именно?

— Там легко разбогатеть.

— Ну и что?

— Я туда еду.

— Чтобы разбогатеть?

— Конечно.

— А зачем?

— Денег нет.

— Давно не слали из поместий? Билл засмеялся.

— О чем вы говорите? Как, по-вашему, сколько я получаю в год? Четыреста фунтов.

— Быть не может! А я-то думал, вы богач.

— Почему?

— Вид такой, богатый. Странно тут у вас. Мы знакомы четыре месяца, у нас есть общие друзья, но ни слова не слышал о ваших… ресурсах. В Нью-Йорке мы все помечены: «Доход — такой-то, перспективы — такие-то». М-да, тогда другое дело. Конечно, в Америке заработать легче. Не знаю, чем вы займетесь, но дам вам два-три письма.

— Спасибо большое.

— Можно, я назову вас Смитом?

— Смитом?

— Лорду работы не дадут. Их у нас любят, но в другом плане — гольф, танцы какие-нибудь, но не офис. Там работа трудная, на всю катушку.

— Вот как…

— Значит, Смит.

— А можно другую?

— Сколько угодно. «Джонс» не подойдет?

— Я ее забуду.

— Если вы ее забудете, вряд ли у вас есть шансы.

— Может, Чалмерс?

— По-вашему, это проще Джонса?

— Я и есть Чалмерс. «Долиш» — титул, а не фамилия.

— А! Ну, хорошо. Значит, Чалмерс. Когда едете?

— Завтра.

— Однако вы не ленитесь. Кстати, в Нью-Йорке можете жить у меня.

— Спасибо вам большое.

— Не за что. Мне же лучше, приглядите за квартирой. Записывайте адрес. Сегодня пошлю вам письма и ключи.

Билл весело шел по Стрэнду. Он купил билеты, потом отправился в клуб. Там ему передали записку:

Он взглянул на часы — что ж, время есть — и пошел в прославленную фирму «Николз, Николз, Николз и Николз».

Клара Фенвик сидела в автобусе. Июньское солнце наполняло ее не радостью, но яростью. Нет, вы подумайте «noblesse oblige»! И, заметьте, сверху вниз, словно она толкает его на преступление! Теперь все так делают, причем тут «noblesse»?