Том 2. Лорд Тилбери и другие - страница 64
— Будешь слушать? — заорал он. — У тебя в одно ухо…
— Ладно, ладно, — печально отвечал Гораций. Эти вопли раздражали его все больше и больше. Вольное дитя подворотен тяжело воспринимало дисциплинарные меры; порой ему казалось, что мистер Бастабл перенял худшие черты покойного Саймона Легри.[11] Он оторвал взгляд от лужайки и широко зевнул.
— Прекрати! — заорал наставник.
— Ладно.
— Никаких «ладно»! — гремел злопамятный учитель, который при виде питомца мгновенно вспоминал клей. — Когда я к тебе обращаюсь, говори «да, сэр», четко и уважительно.
— Да, сэр. — буркнул Гораций.
Ревнитель дисциплины подметил бы недостаточную четкость и уважительность этих слов, но наставник удовольствовался буквой, или сделал вид, что удовольствовался, и снова перешел к уроку.
— Во французском языке, — произнес мистер Бастабл, — перед существительными мужского рода ставится неопределенный артикль un, например, un homme — мужчина, un oiseau — птица.
— Ща села на дерево, — заметил Гораций, плавно переходя к уроку естествознания.
Мистер Бастабл попытался испепелить его взглядом.
— Не отвлекайся! — взревел он. — И не «ща», а сейчас.
— Вот и я про что, — сказал Гораций.
— …и une — перед существительными женского рода, например une dame — дама, une allumette — спичка, une histoire — история, une plume — перо. Ясно?
— Да вроде.
— Что значит «вроде»?
— Ну, — спокойно отвечал Гораций, — вроде киселя. Чего-то тебе ложат, а чего — непонятно.
Педагог вцепился в редеющие волосы и застонал. С пятьюдесятью долларами в неделю набегала внушительная сумма, но он все чаще думал, что дешево оценил свои страдания.
— «Ложат»! — в отчаянии повторил он. — Разве культурные люди так говорят?
— Не знаю, — упорствовал Гораций, — я с такими людями не говорю.
— Сэр, — машинально поправил мистер Бастабл.
— Сэр.
— И не «людями», а «людьми». — Он с тоской воззрился на ученика. Припекало, его слабые нервы начали сдавать. — Ты неисправим. Не знаю, что с тобой делать. Тебя совершенно не интересуют занятия. Я думал, ты осознаешь свое положение. Возможности, которые перед тобой открываются.
— Знаю, — устало отвечал Гораций, — надо пользоваться случаем и выправляться, сколько могешь.
— Можешь.
— Ладно.
— Да, сэр! — Глаза мистера Бастабла зловеще блеснули.
— Да, сэр.
Педагог с размаху плюхнулся на стул, тот обиженно заскрипел.
— Ты понимаешь, что тысячи мальчиков, глядя на тебя, подыхают с зависти?
— Так культурные люди не говорят, — возразил Гораций. Ненавистные уроки, как ни странно, порой накрепко застревали в его памяти. — Вот вы и попались. Не «подыхают», а «умирают». Не «с» зависти, а «от». Вы меня поправляете, я вас. Что, съели?! (При этом вопросе наставник не впервые подумал, что Ирод Великий — его любимый исторический персонаж.) — Сами ж мне и талдычили.
Каждый учитель в душе политик. Мистер Бастабл, сознавая шаткость своих позиций, перешел в контратаку, избрав мишенью выговор своего питомца.
— Да научишься ты как следует произносить слова?! — заорал он. — Можно ли так коверкать! Вот, — он вытащил толстую книгу. — Что толку учить французский, если ты на своем говорить не умеешь. Читай вслух. По-людски, а не… — он задумался, подбирая сравнение, — не как мальчишка для гольфа.
— А чего такого? — спросил Гораций, который водил дружбу с представителями этой почтенной профессии и сам на досуге не брезговал потаскать клюшки.
Мистер Бастабл не дал сбить себя на спор.
— Читай, — сказал он. — С девяносто девятой страницы. Гораций открыл книгу, озаглавленную «Путеводные огни истории», том второй, «Средние века», с отвращением, которое даже не пытался скрыть.
— В ету епоху, — уныло начал он.
— Эту эпоху.
— В эту эпоху монастыри Эвропы…
— Европы.
— Я и прочел «Эвропы», — обиделся Гораций, — в эту эпоху монастыри Эвропы богатели, их церквы соперничали со сборами…
— Соборами.
— В размере и красоте убранства. Святой Бернард, или Сен Бернар по-французски… — Он перестал читать, впервые ощутив проблеск интереса. — У одного типа есть сенбернар. Лохматый такой, глазищи красные…
— Не отвлекайся, — рявкнул мистер Бастабл.
— …по-французски, величайший и самый яркий предт-т-дста-ви-тель средне-веко-вого монашества… Bay! — выдохнул Гораций, нежно поглаживая занывшую челюсть, — родился в 1101 году в Бурбундии.