Том 3. Пьесы 1862-1864 - страница 13

стр.

Поспелов

Значит, так и быть,
По-моему?

Марфа Борисовна

Да ну, уж ладно, ладно.

Поспелов

Утешила меня ты. Точно камень
Лежал на сердце, отлегло теперь,
А то, бывало, сердце, ровно голубь,
Так и колотится без перемолку.

Марфа Борисовна

Ты помолчи пока, мой друг сердечный!

Поспелов

Зачем молчать? Кого же мы боимся!

Марфа Борисовна

Что прежде времени молву пускать!
Не к спеху дело, погодим немного.

Поспелов

Чего еще? Ты развяжи меня!

Марфа Борисовна

Ну, что на улице за разговоры!
Не мало дней у Бога; потолкуем
И после, без помехи, на досуге.
Ступай себе! Вон, видишь, из собора
Татьяна Юрьевна выходит. Плачет
Об муже, бедная. Прощай, голубчик!
Пойду я к ней, разговорю немного.

Поспелов уходит. Выходят Татьяна Юрьевна и две женщины.

Явление пятое

Марфа Борисовна, Татьяна Юрьевна и две женщины.

1-я женщина

Поверь, что с глазу, больше ни с чего.

2-я женщина

А то испортил кто-нибудь. По ветру
Болезнь пущают злые люди часто.

(Обе проходят.)

Марфа Борисовна

Татьяна Юрьевна, оставь кручину!
Напрасным страхом сердце не томи!
Пройдет невзгодье, мирно Бог устроит
И миром оградит святую Русь,
Тогда Кузьма Захарьич перестанет
Печалиться, здоров и весел будет.
Не плачь, греха на душу не бери!

Татьяна Юрьевна

Как мне не плакать! Ты бы поглядела,
Что сталось с ним. Как ярый воск, он тает.
От сна, от пищи, от всего отстал
И буйную головушку повесил.
И все молчит. Вот иногда и спросишь:
«О чем ты, мил-сердечный друг, тоскуешь?»
Не скажет; нет, не скажет, промолчит,
Махнет рукой, а иногда заплачет,
Так и уйдет. Посмотришь вслед ему,
Да и зальешься горючьми слезами.

Марфа Борисовна

Молись, Татьяна Юрьевна, молись!
Да меньше плачь! Господь ему поможет.

Татьяна Юрьевна

Да что же он молчит-то! Я жена,
А не чужая.

Марфа Борисовна

Что же будет проку
Тебе сказать-то! Посуди сама:
Короток женский ум, от нас совету
Не ждать им; ну, а праздно толковать
О деле важном — тоже не годится!

Татьяна Юрьевна

Головушка кручинная моя!

(Качает головой и задумывается.)

Ты видела, стоял он у вечерни.
На что похож! Ведь краше в гроб кладут.
Глаза горят, лицо как саван белый,
Засохшие не шевелятся губы;
Как вкопанный он не сводил с иконы
Очей; крестом сложенные персты
До ясного чела не подымались;
И только слезы, как ручьи весною,
Бежали по щекам, по бороде
И капали. Убогонький Гришутка
Стал рядом с ним, как лист дрожит и плачет,
То на него, то на икону взглянет.
К добру ли это? Говорят, за кем
Убогий ходит, тот на белом свете
Уж не жилец. А Гриша, как нарочно,
Не отстает ни шагу от него.

Марфа Борисовна

И, полно ты! Кого убогий любит,
Тот человек угоден, значит, Богу.

Татьяна Юрьевна

Кто Господу угоден, тех Господь
К себе берет.

Марфа Борисовна

Отчаянье — грех смертный!

Татьяна Юрьевна

О! загляни ты в грудь, что там творится?
Тогда и осуждай!

Молчание.

Сегодня ночью
На малый час он не уснул и только
В соборный ранний благовест забылся;
Как звоны отошли, он вдруг проснулся,
Вскочил с постели, разбудил весь дом.
Велел зажечь все свечи, все лампады
И до свету молился со слезами.
И мы молились. «Чудо! чудо Божье!» —
Он все твердил, а не сказал какое.

Марфа Борисовна

На вас нисходит благодать Господня,
Ваш дом он избрал для чудес своих.
Ты радуйся, не плачь! Молебны пойте!
Из всех церквей иконы поднимите!
И крестным ходом город весь пойдет
С хвалебным пением и со свечами
На место свято.

Татьяна Юрьевна

Проводи меня!

Марфа Борисовна

А где же муж?

Татьяна Юрьевна

В соборе с протопопом
Остановился, говорят о чем-то.

Марфа Борисовна

Пойдем, Татьяна Юрьевна, пойдем!

Уходят. Выходят Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и разные торговые и посадские люди.

Явление шестое

Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и народ.

Аксенов

Ну, так как же, ребятушки, а? Ну вот теперь нас много сошлось, давайте поговорим толком!

Лыткин

И то надо толком. А то что это! Господи Боже мой! Тот говорит: «Давай денег!» Другой говорит: «Давай денег!» А для чего — никто толком не скажет.

Темкин

Тебе только все разговаривать, лясы точить, а дела-то делать, видно, ты не любишь! Мало еще, что ли, разговору-то было! Сорок дней со днем сходимся да толкуем.

Губанин

Уж и не говори! Срам! То есть, кажется, не глядел бы людям в глаза от стыда, особливо Кузьме Захарьичу. Он о земском деле печалится, а мы… Ах, стыдобушка!