Том 3. Сумбур-трава. Сатира в прозе, 1904-1932 - страница 67

Вторая манера культивируется подражателями того гениального, но скромного мужчины, который недавно обмолвился о себе в стихах:

Манера эта, как и все великие открытия, проста и убедительна. Назвать ее можно «поэзо-фиксатуарной» по той утонченно-писарской изысканности, с какой декламаторы обоего пола, вихляя бедрами, выпевают, с подвизгиваньем в середине каждой строки, завитые и напомаженные стихозы. Декламаторши, подверженные таким поэзо-припадкам, предпочитают появляться на эстраде с бронзовой подвязкой на голове, декламаторы — с экзотическим цветком в петличке и с румянцем на щеках, приобретенным по сходной цене в ближайшем парфюмерном магазине.

Есть еще одна особая категория декламаторов, из породы так называемых молодых и начинающих, — назвать их можно «само-декламаторами». Старшие их собратья, поэты, уже вошедшие в литературную табель о рангах (среди них даже «любимцы публики обеих полушарий», как писали в уездных афишах о доморощенных Вяльцевых), — показали им соблазнительный пример. Подмостки «Бродячих котов» и «Собак», а тем более «Соляных городков», вернее всяких книг и упорного, скрытого от всех творчества, вели к вершинам сегодняшней славы, создавая поэтам-самодекламаторам в короткое время такой успех, которого не достигали и самые рекламные сорта галош.

Заезжие провинциалы и несметные стада вечно взволнованных курсисток, легко переходя от общедоступного Надсона и Апухтина к самоновейшим поэзо-лихачам, своими глазами созерцали богов, багровея от счастья, слушали собственными ушами лирические состязания парнасских завсегдатаев и даже участвовали в таких незабываемых на всю жизнь событиях, как очередные выборы «короля поэтов»… Шутка ли сказать!

Чего же требовать от молодых? Правда, и в былое время кто не грешил стихами. Даже у историка Иловайского, наверно, была заветная тетрадка, которую он тщательно прятал от окружающих, а на старости лет, должно быть, сжег. Люди были скромнее. Свои первые опыты-черновики молодые стихописцы, после настойчивых приставаний, читали разве ближайшим друзьям и родственникам, да изредка каллиграфическим почерком переписывали их в альбом единственной гимназистке.

В наши дни начинающие предприимчивее. Они пустили в обращение странную легенду, которой сами первые и поверили: о международной интриге против них старших собратьев, редакторов, издателей, метранпажей и едва ли не брошюровщиц. Тайны мадридского литературного двора всех времен, расцвеченные безгранично щедрой к себе самовлюбленностью, до мельчайших подробностей известны каждому из них, едва знакомому с употреблением рифм «смерть-твердь-жердь»… И конечно, ультралевый уклон новой поэзии, производящий каждого прохожего, принявшего ее каноны, в гении, вытащил всех их, воющих и голосящих артельно и повзводно, на бесчисленные эстрады…

Теперь совершенно серьезно: если мы уже живем в такое поэтическое (действительно!) время, что ни на одной вечеринке — от вечера, посвященного памяти Толстого, до очередной студенческой пятницы — без декламации обойтись не можем, то нельзя ли эту самую декламацию каким-нибудь радикальным способом двинуть по-настоящему влево так, чтобы от нее ничего не осталось?

Я бы предложил, например, совершенно новый способ коллективной «внутренней декламации». Допустим, что в программе вечера стоит очередная громогласная порча стихов. Что, если бы устроители, выбрав строгие и неувядаемые вирши, скажем, Пушкина, Тютчева, Фета, Бунина, Блока (не плохие поэты!), отпечатали их на гектографе и раздали слушателям, а затем… и сам декламатор, и аудитория пусть вдумчиво прочтут их про себя, тихо переворачивая листочки…

А как же быть с «начинающими»? Во-первых, начинающие могут собираться где-нибудь у себя в мансарде и самодекламировать друг другу свои черновики до зубной боли, а во-вторых, если они сами попадут на такие вечера «внутренней декламации», то, может быть… не бесчувственные же они в самом деле, — у них надолго пропадет охота заниматься искусством, которое, право, много сложнее и ответственнее, чем игра на флейте. Попробуйте-ка сыграть перед сотнями посторонних людей на флейте, когда вы даже и того не знаете, с какого конца в нее дуть.