Том 4. Маски - страница 23
— Вот — боярышники; лист, — смотрите-ка, — вычерчен точно и прочно; крап — красный, в коричнево-черном и в темно-зеленом, бледнеющем до перламутрового; как полотна Грюневальда, немецкого мастера! Это ж перловое поле в коричневом мраке — Рембрандт[17], — отдалила она от себя сухой лист; и, склоняясь головкой, разглядывала:
— Настоящее масло! Вот ясень, — сангвина, а коли желаете без галерей изучить итальянцев, то, миленький, глазом улавливайте — земляничные листики: легкие листики эти даны нам — в сквозном рафаэлевском свете!
В глазах закатившихся — только белки от разгляда: себя же — в себе; диагноз устанавливала, на каких колоритах лечить этот глаз, чтобы глаз лечил душу.
— Романтика: без воли к мысли, — шутил Николай Николаич, — вполне безобидная глупость… Работает, больных не портит: плэт'иль?
Ошибался: раскал добела интеллекта влагала в сознание: играми в листики; личико с мило малиновым ротиком, с очень задорным и розовым носиком тихо скосила; глаза — лазулитами стали:
— И вот: собирайте, разглядывайте; колориты, в глаза излитые, из глаз разлетаются: наукой видеть, чтобы без истории живописи самому узнавать, что важней, чтобы точно понять, для чего надо — знать!
Не кругла, но не нитка: овальное личико; носик не виделся: произведенье Праксителя[18], — правильный, легкий, прямой; прямотою дышала.
Из зелени светлой ожелченных светлых древес, в бело-сером и в бело-серебряном небе — день делался вечером; листьев набухшая пуча: в набухнувших кучах; вон — дерево темно-зеленое, с отсверком, серо-серебряным, бросило желто-оливковый плащ своей тени на выступ деревьев, ярчеющий, солнечно-желтый; за ним — уже розово-ржавое дерево: в сером тумане вставало; оно стало розовым, как запарело от пруда: едва.
Номер семь
Серафима Сергевна выслушивала Никанора Ивановича; он прикуривал; наискось виделась комната: склянки, пробирки, пипетки, анализы, записи; кто-то, весь в белом, над банкою с «acidum»[19]; даже — «venena»[20]: из шкапчиков Надписи.
— Что ему нужно? Да комната! Я — нужен: с комнатой; что? Да какая-нибудь обстановка; уход нужен; нужна сестра — что: чч-то?
Тут улыбнулся, пленительно, севши на стуле верхом, снял очки, чтоб очковою спицею в ухе копаться; казался усталым и вдруг без очков постаревшим архаровцем; вид — протестанта: в очках:
— Согласились бы вы — за приличную мзду состоять при Иване, при брате?
Она — занялась.
Крик:
— Хампауэр!
— Простите…
На крик — вон из комнаты.
— Лампу-то, лампу зачем ему дали!
Дверь — настежь: через коридор; там из двери открывшейся — черными хлопьями красный столб ламповой копоти бил; в центре очень неясно стоял кто-то в тихом пожаре, кого унимали и кто объяснял:
— Этот остров впал в грех: я его наказал извержением!
Выяснилось: население острова, или стола, — муравьи:
в мешке с сахаром.
Семь номеров на ее попеченьи: хлопот-то, — хлопот!
Серафима Сергевна развесила висмут; с лекарствами стол — в световых косяках; ей же в спину глядел коридор; и там слышалось, как выключатели щелкали; в ламповых стеклах выскакивал белый, холодный, отчетливый блеск, — не огонь.
Порошочек рассыпала, вздрогнув; и беличье что-то вдруг выступило на лице:
— Плечепляткин, — меня испугали вы, — личико стало котеночком.
— Вас — Пантукан зовет: лист он бумаги размазал.
Невидная глазу улыбка:
— Размазывал прежде он ужасы: красками; и оттого — ночь не спал; я просила его счернить ночь простой тушью, чтоб глаз успокоился…
Ставши улыбкой самой, — к Пантукану пошла: топоточком.
Предметы прозрачные глазу не видятся; и Серафима не виделась: вовсе: следила за жестом руки, зачерняющей лист:
— Тушевание — важное дело!
Нельзя было прямо понять: красота от добра иль добро красотою рождалось; но то и другое — путем становилось: путем фельдшерицы.
Шурк, топоты: ближе и ближе.
И — видели: по коридорам, ломаяся броской походкой, бежал Николай Николаич за пузом своим; за ним — пять ассистентов, подвязанных фартуками, со всех ног удирали; влетев, Серафиму Сергевну, — застигли врасплох.
— А, рисунки? — гнусил Николай Николаич, — сердечность — за счет интеллекта?…
— Так — клизму: научное знание, бром, чистый воздух, физический труд восстановят ему дру а де л'ом