Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи - страница 25
Наш капитан, неутомимый работник, пробегает мимо и весело кричит:
— Если канат выдержит, сейчас снимемся.
Роковое если… Канат с пушечным выстрелом рвется, и вся работа дня опять насмарку, потому что нас мгновенно опять относит на прежнее место, а может быть, и на худшее.
— Не везет, — разводит руками капитан.
— Слава богу, что все целы.
Оказывается, впрочем, не совсем все: у двух ноги перебило или помяло, у третьего, китайца, ребра.
Наш доктор возится уже с ними.
Ко всему дождь, как из ведра весь день, и мы все промокли, и сыро так, как будто бы мы уже сидим на дне реки. Вечер и ранний туман. Где-то далеко выдвинулась из мрака гора, и, освещенная отблеском зари, она кажется где-то в небе, светлое облако на этой горе — источник света.
Мы в каюте. Ленивый разговор о прошедшем дне: поломки больше, чем думали сначала, — не только на корме, но и на носу сорвало все. Цепь на руле лопнула, ослабели блоки рулевые, что-то в машине, и поломаны колеса, дрова на исходе и нет провизии. Ездили за ней на другой пароход, но нигде ничего нам не дали.
— На завтра хлеба больше нет, — говорит кухарка, — завтра — сухари.
— Доктор, — говорит Н. А., — если вы мне не дадите кали бромати, я кончу тем, что двум сразу в морду дам…
— Не советую, — методично отвечает доктор. — И, помолчав, говорит: — Побьют.
Но Н. А. отчаянно машет рукой и говорит:
— Пусть бьют, а все-таки дам.
Разговор обрывается вдруг появлением Н. Е. Б. Общий радостный крик.
Он приехал на пароходе «Посьет».
— Ну, как же вы?
Н. Е. сел, пригнулся, по обыкновению, и смотрит, точно соображает, как же действительно он?
— Да ничего.
— Много дичи настреляла?
— Да я ведь не дичь стрелял, а рыбу ловил. Я ведь двенадцать сомиков поймал. Прихожу: уехали, говорит хозяйка. Я так и сел. Вот тебе и раз, думаю. Дал с горя себе слово никогда не удить рыбу.
— Ну?
— Ну, тут пришел Р.: объяснил. Я с горя и курить начал.
Н. Е. в доказательство смущенно вынул и показал коробку папирос.
— Ну, как же вы доехали?
— Доехал, положим, хорошо. Р. — хороший он человек — сейчас же повел меня на пароход, представил всем.
— Дамы были?
Н. Е. отвечает не сразу, улыбается и нерешительно говорит:
— Были.
— Смотрите, смотрите, — говорит доктор, — он весь сияет.
Совсем юное еще лицо Н. Е. действительно сияло. Голова его слегка ушла в плечи, он сидит и словно боится пошевелиться, чтобы не разогнать приятных воспоминаний. Только глаза, красивые, лучистые, смотрят, не мигая, перед собой.
— Ну, рассказывайте же, молодой тюлень, — кричит доктор.
— Да что рассказывать, — медленно, не торопясь начинает Н. Е., — видите, в чем дело. Ехала на том пароходе одна дама.
— Гм… дама, — басом перебивает доктор и крутит усы.
— Да не дама… дочь у нее, — смущенно дополняет Н. Е.
— Дочь?.. Черт побери.
— Четырнадцати лет.
— Что? Ха-ха-ха. Вот так фунт…
— Такая симпатичная, просто прелесть. Мы с ней рыбу удили.
— После зарока-то?
Н. Е. совсем смущен. Мы все хохочем.
— Да вот, — разводит он смущенно руками, — так уж вышло… Рыбы много… Только успеваешь закидывать удочки… И так еще: сомок сорвется, а какая-то рыбушка боком на крючке. Три раза так вытаскивали. Я нигде никогда столько рыбы не видал…
— У нас нынче Н. А. из револьвера застрелил рыбу.
— А вот скоро кета пойдет, — здешняя рыба, — с моря; она прямо стеной плывет, одним неводом их до двух тысяч пудов вытаскивают враз.
— В пятнашки с ней играли, — говорит тихо Н. Е.
— С кем? С кетой? Да он совсем влюблен, — орет доктор, — нет, ему песни надо петь.
Доктор снимает гитару и говорит:
— Ну, слушайте.
Он поет, а Н. Е. так и замер.
— Хорошо?
— Хорошо, — чистосердечно признается Н. Е. и улыбается.
Белые зубы его сверкают, глаза видят другой свет.
— Да ну вас к черту, уходите, — смотреть завидно…
— И то: ехать пора.
— Да как же вы поедете?
— Да вот: свезут на берег, а там версты две берегом… трава высокая по пояс, да мокрая…
— А как вы спите без подушки, одеяла?
— Так и сплю, — теперь ящик какой-то под головою.
Как мы его ни удерживали, как ни пугали барсами и тиграми, Н. Е. ушел.
Дождь будет мочить его, будет один он пробираться темной ночью в мокрых камышах. Что ему дождь, камыши, тигры? Весь охваченный пеньем и памятью встречи, он будет идти, и кто знает, эта прогулка не будет ли лучшей в его жизни?..