Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи - страница 56
Я зажигаю, но спичка тухнет, и водка не хочет гореть.
— Воды много налил.
Китаец улыбается.
— Это дешевая водка, — говорит он.
Возвратился староста с суда. Мы застали его сидящим, по обыкновению, на корточках с своей трубкой, задумчивого и грустного.
Суд кончился. Та старуха, которую мы приняли за обвиняемую, была просто из любопытных. Обвиняемая же была женщина шестнадцати лет. Ее поймали в этой деревне и дали знать мужу. Когда муж приехал, устроили суд.
Мужу двадцать лет.
Его приговорили к десяти ударам розог, которые он тут же и получил. Одни держали за ноги, другие за голову, а помощник старосты отсчитывал удары. С десяти ударов они сняли ему несколько полос кожи.
Староста, когда били, спрашивал;
— А что, больно?
И тот благим матом кричал:
— Больно!
— Ну, в другой раз не теряй жену и не беспокой соседей твоими делами.
Староста очень жалел, что мы не досидели до конца и не были свидетелями наказания, так как чем больше свидетелей, тем это назидательнее выходит.
— А жене ничего?
— Это дело ее мужа.
— И она присутствовала при наказании?
— Да. Затем они уехали оба к себе домой. Он не мог сидеть и лежал в арбе, а она правила.
— Но если она убежит?
— Тогда еще больше накажем: не убежит!
— Но он из чужой деревни?
— Это только честь ему. Если б начальник чужого города наказал его, это переходило бы, как заслуга, из рода в род.
«Вот оно откуда идет, — подумал я, — эта проповедь некоторых из наших культуртрегеров об отсутствии позорного в телесном наказании».
Дождь опять. Мы едем узкой долиной, тучи легли на горы и все ниже и ниже опускаются прямо на нас.
Это уж и не дождь, а что-то мокрое, и вода бежит с наших дождевых плащей. Плащи корейцев из концов конопли, искусно связанных концами вниз. Они похожи в них на колючих дикобразов.
Все выше и выше долина, все уже, уже, все каменистее почва. Груды камней лежат в кучах — это камень с полей, но и на полях его еще больше, и все наши плуги изломались бы здесь.
А вот и перевал Капхарлен, на высоте семидесяти сажен. Дорога почти отвесно лезет в гору, вечереет, совсем темнеет, и проводник наш наконец заявляет, что дальше не пойдет, так как его лошадь чует «его».
— Кого «его»?
— Не к ночи сказать — тигра. Здесь никто никогда не ездит ночью, и днем ездят только партиями.
Мы почти силой увлекаем проводника.
— В таком случае дайте мне хоть помолиться.
С каким усердием он молился перед кумирней. Он совсем влез в нее и кланяется, кланяется.
Мы едем дальше и после двухчасовой переправы спускаемся благополучно в глубокую долину.
17 сентября
Я сижу в фанзе Ким-хи-бой деревни Баргаири. У самой фанзы несется теперь разлившаяся в большую река Пансани-ханури.
Мы у подножья перевала Капхарлен., Мелкий дождь и туман закрывают ущелье, Ущелье, которому позавидует и любое кавказское. Вода гулко шумит, и под ее гул я слушаю прекрасные рассказы здешних горцев. Доверчиво, как дети, они сидят на корточках — человек десять — и внимательно, серьезно объясняют моему переводчику.
Очень сложный вопрос мы обсуждаем. Вопрос их религии.
Будда, Конфуций, шаман, обожание гор — все это смешалось и составило религию простого человека в Корее.
Миллион вопросов с моей стороны — прямых, перекрестных, и полдня ушло, пока получилось нечто связное, передаваемое бумаге.
Здесь же проводник из Ауди, почтенный старик Ким-ти-буан. Здесь и житель Южной Кореи, Ан-кугуни из провинции Пиандо. И когда все они кивают головами, осторожный и пунктуальный П. Н. Ким переводит мне. Многое он и сам знает, но не доверяет себе и, по моей усиленной просьбе, по нескольку раз переспрашивает.
Вот сущность и результат всех вопросов.
У человека три души. Одна после смерти идет на небо (ханыр); ее несут три ангела (бывшие души праведных) в прекрасный сад (син-тён). Начальник сада, Оконшанте, спрашивает ее, как жила она на земле, и в зависимости от греховности или чистоты этой жизни, чистосердечности передачи всех грехов определяет: или возвратиться ей обратно на землю в оставленное тело, или оставаться в прекрасном саду, или переселиться в тигра, собаку, лошадь, осла, свинью, змею.
Есть души, обреченные на вечное переселение: это убийцы и разрушители династий.