Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест - страница 16
Пред законами суровыми
Никуда не убежим.
Бог приходит под покровами,
Лик его непостижим.
«Выди в поле полночное…»
Выди в поле полночное,
Там ты стань на урочное,
На заклятое место,
Где с тоской распрощалася,
На осине качалася
Молодая невеста.
Призови погубителя,
Призови обольстителя,
И приветствуй прокуду,
И спроси у проклятого,
Небылого, незнатого,
Быть добру или худу.
Опылит тебя топотом,
Оглушит тебя шёпотом,
И покатится с поля,
Слово довеку свяжется,
Без покрова покажется
Посулённая доля.
«Назвать, вот этот цвет лиловый…»
Назвать, вот этот цвет лиловый,
А этот голубой.
Смотри: король и туз бубновый
Легли перед тобой.
Приснился тихий сумрак храма
И дымный фимиам.
Выходит пиковая дама,
Гроза всех милых дам.
И всё же погадать нам сладко
В мерцании лампад.
Легла червонная десятка
Преградой для отрад.
Именованья и гаданья –
Суровой Мойре дань.
Прими покорно все страданья,
И скорбью душу рань.
Скажи: вот этот цвет – лиловый,
А этот – голубой.
Истает мир, возникнет новый,
И в нём Она с тобой.
«Призрак ели с призраком луны…»
Призрак ели с призраком луны
Тихо ткут меж небом и землёю сны.
Призрак хаты с призраком реки,
Чуть мерцающие, зыблют огоньки.
А над зыбко ткущимися снами,
И над тихо зыблемыми огоньками,
И над призраками бедных хат
Ночь развёртывает чародейный плат,
Опрокидывает чёрный щит,
И о свете незакатном ворожит.
«Снова саваны надели…»
Снова саваны надели
Рощи, нивы и луга.
Надоели, надоели
Эти белые снега,
Эта мёртвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,
К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,
Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно-вешний,
В Элизийские поля?
«Так же внятен мне, как прежде…»
Так же внятен мне, как прежде,
Тихий звук её часов,
Стук тоскующего сердца
В тёмном шорохе годов.
Не к земной зовут надежде
Хоры тайных голосов,
Но ясна для одноверца
Вера в правду вещих снов.
И в изорванной одежде
Он к причастию готов,
И узка, но блещет дверца
Однолюбу в край богов.
«Пришла ночная сваха…»
Пришла ночная сваха,
Невесту привела.
На ней одна рубаха,
Лицом она бела,
Да так, что слишком даже,
В щеках кровинки нет.
«Что про невесту скажешь?
Смотри, и дай ответ». –
«Да что же думать много!
Пришла, так хороша,
Не стой же у порога,
Садись, моя душа».
В глазах угроза блещет,
Рождающая страх,
И острая трепещет
Коса в её руках.
«В камине пылания много…»
В камине пылания много,
И зыбко, как в зыбке миров.
Душа нерождённого бога
Восстала из вязких оков,
Разрушила ткани волокон.
Грозится завистливой мгле,
И русый колышется локон,
Чтоб свившись поникнуть в золе, –
И нет нерождённого бога,
Погасло пыланье углей,
В камине затихла тревога,
И только пред ним потеплей.
Мы радость на миг воскресили,
И вот уж она умерла,
Но дивно сгорающей силе
Да будут восторг и хвала.
Едва восприявши дыханье,
Он, бог нерождённый, погас,
Свои умертвил он желанья,
И умер покорно для нас.
«Как ярко возникает день…»
Как ярко возникает день,
В полях оснеженных бегущий мимо!
Какая зыбкая мелькает тень
От синеватых клочьев дыма!
Томившая в ночном бреду
Забыта тягость утомлений,
И память вновь приводит череду
Давно не мной придуманных сравнений.
И сколько б на земле ни жить,
Но обречён я каждым утром
Всё тем же неизбежным перламутром,
Всё тою ж бирюзою ворожить.
Людей встречать таких же надо снова,
Каких когда-то знал Сократ,
А к вечеру от счастия земного
Упасть в тоске у тех же врат,
И, так же заломивши руки
Такую ж острую вдыхая пыль,
Опять перековать в ночные муки
Мгновенно-сладостную быль.
«Мне боги праведные дали…»
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мёд укрепный дольных сот.
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчёл,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но твёрже закалённой стали,
И только ночь сквозь них текла,
Пьяна медлительными снами,