Том 7. Дядя Динамит и другие - страница 21
— Странно, что Кларенс так ошибся.
Герцог выразил свои чувства, фыркнув особенно громко.
— А что странного? Он не рассеянный, он слабоумный. Идет ночью к свинье, потому что видел сон. Потом заходит ко мне и швыряется столами. Лепечет о каких-то кошках. А главное, не видит картин. Надо бы вызвать врача.
Галли задумчиво поглаживал подбородок, а иногда протирал монокль.
— Врача — не врача, — сказал он, — но психиатр не помешал бы.
— Кто?
— Такой тип, который расспрашивает о детстве и выясняет, почему вы кричите в театре: «Пожар!» Обычно причина в том, что у вас в шесть лет отняли петушка.
— Знаю, знаю. Кладут на кушетку и дерут три шкуры. Я думал, их называют фрейдистами.
— Это научный термин.
— Я слышал о таком Глоссопе.
— Сэре Родерике? Да, он самый известный.
— Пригласим.
— Он уехал в Америку, газеты писали.
— Жаль.
— Но, — продолжал Галахад, — по удивительному совпадению, я сегодня утром говорил с его ассистентом, Халлидеем. Он не хуже Глоссопа. Все говорят, исключительно одарен.
— Ты его уговорил бы?
— Конечно! Он будет рад. Все дело в Конни.
— А что?
— Пригласит она его? Ей не надо знать, что Кларенс болен. Женщина, сам понимаешь. Разволнуется. Ты не смог бы ее убедить, что он твой друг?
— Убедить? — Трубное фырканье огласило галерею. — Зачем? Я его сам приглашу.
— Превосходно! — сказал Галли. — Позвоним ему завтра с утра.
Глава восьмая
Будуар леди Констанс (второй этаж) выходил на дорожку перед входом, а там — и на самый парк, куда и глядела хозяйка через два дня после изложенных событий. Она стояла у окна, выпуская пламя из красиво очерченных ноздрей, а время от времени содрогалась, словно невидимая рука колола ее булавкой. Думала она об Аларихе, герцоге Данстаблском, и стилист в духе Флобера, искавший точные слова, сказал бы, что она бесилась, как мокрая курица.
Много лет назад, еще в детстве, она непрестанно слышала от гувернанток: «Конни, милочка! Истинные леди чувств не выдают»; слышала — и усвоила. На людях она сохраняла патрицианскую отрешенность, но можно же в конце концов немного расслабиться в своей комнате! Да, можно. Когда, глядя на парк, она дрожала и хмурилась, самая строгая гувернантка признала бы ее права. Леди Констанс была гордой женщиной и вынести не могла, что Аларих приглашает к ней кого ни попадя, сперва — Траута, теперь какого-то Халлидея. Утешало ее одно: все ж это не друзья Галахада.
Пока она стояла, буквально извергая адреналин, ко входу, тяжко пыхтя, подкатило такси (владелец — Робинсон-младший), а из него вышел, судя по всему, этот самый Халлидей. Проследив за ним взглядом, которому позавидует василиск, леди Констанс признала, что с виду он вполне приличен. Но пригласила его не она, а потому — обдала холодом, когда через несколько минут Галли привел его к ней. Нервный молодой человек, отметила хозяйка замка. Трепыхается.
И не ошиблась. Джон именно трепыхался. Недолгий экстаз сменился чувствами, которые испытывает кошка, забредшая в незнакомую аллею. Галли говорил ему, что хозяйка вполне способна вышвырнуть вон, и, глядя на нее, он видел, что это верно. Припомнив, что муж ее — американец, по фамилии Скунмейкер, он живо представил себе гибрид Хемфри Богарда[12] с Эдвардом Робинсоном,[13] цедящий слова, не разжимая губ, и питающийся сырым мясом. Таким червем он не чувствовал себя даже в те минуты, когда судья ругал его за недостаточно умелую защиту обоих Онапулосов.
Галли, в отличие от него, цвел и веселился. Сестра его не пугала. Когда на твоих глазах разумная няня бьет человека головной щеткой, чары его теряют силу. К тому же сейчас он всех любил. Мало, что так приближает к герою Диккенса, как сознание, что ты вытащил ближнего из компота. Думая об этом, Галли веселился и цвел.
— Привет, Конни! — пропел он, словно он — жаворонок, а не позор семьи. — Вот мистер Халлидей, которого ты ждешь-не дождешься. Сразу привел к тебе.
— О? — сказала леди Констанс. — Здравствуйте, мистер Халлидей.
— Большой приятель Данстабла, — сообщил Галли.
— О?
— И мой. Мы только что познакомились, но как-то сразу подружились. Называем друг друга по имени, Галли, Джон.