Том 7. Пьесы - страница 7
Абрам. Понятно. Берется помпа. Прочищается блюдечко. Покупается керосин…
Людмила. Ой! Ничего вы не понимаете. Идемте, я вам все покажу. (Васе.) Котик, ты не будешь ревновать? (Тоне.) А вы, может быть, пока приготовите посуду?
Тоня. Да. Только я не знаю, где и что.
Людмила. Вася, помоги. (Абраму.) Идемте. Где у вас кухня? Я буду за вас держаться, а то там велосипед.
Абрам(потрясает примусом). Держитесь. Помпа… Накачивается… Винтик… Словом, сверхиндустриализация.
Уходят.
Голос из радио. Алло, алло! Даю зрительный зал.
Радио начинает передавать увертюру из оперы «Евгений Онегин».
Тоня. Ну, показывай, где тут у вас что.
Вася. Бери корзинку. Там стаканы. Вытаскивай. Осторожно!
Тоня. Не беспокойся.
Вася. Такие-то дела, Тонечка Кузнецова. Сколько лет, сколько зим?
Тоня. Что-то около года. Баранки где?
Вася. Около… Баранки можно положить на тарелку. Хорошая была зима…
Тоня. Что с чайником делать?
Вася. Сыпь в него чай. На Патриарших прудах бываешь?
Тоня. И не думаю даже.
Вася. Не думаешь? Стой, что ты делаешь? Весь чай высыпала. Дай — я. Вот так… А помнишь, Тонька, как мы с тобой на Воробьевых горах с салазок угробились?
Тоня. Что ты на меня так смотришь?
Вася. Год. Только год. У меня — жена, у тебя — муж. Ты очень любишь Абрама?
Тоня. Я думаю, что это мое личное дело. Сахар куда?
Вася. Чего же ты покраснела?
Тоня. Я спрашиваю — сахар куда?
Вася. Сыпь… куда-нибудь.
Тоня. Перестань на меня смотреть.
Вася. Такие-то дела, Тонечка. А то дерево на Патриарших прудах помнишь? Десятое с краю, если считать от грелки?.. Я ведь потом всю ночь напролет… Ты знаешь… А на другой день как ошалелый по всей Москве… Снег еще, помню, валил… Всю грудь залепило… и ресницы, знаешь, иголочками такими… Эхма!.. Целый год… Шутка сказать… А ты — такая самая, как была… Да, да, не вертись. Волосы возле уха, из-под косынки.
Тоня быстро убирает волосы под косынку.
Куда ты пропала?
Тоня. Я работала в деревне…
Вася. Нежный такой локон…
Тоня. Перестань. Куда сахар класть, я спрашиваю?
Вася. А, черт с ним! Куда хочешь. Было, да сплыло, Тонечка… Что ж это было?
Тоня. Я кладу в вазочку.
Людмила и Абрам с примусом и чайником.
Абрам. С большим трудом, но закипел. Она, товарищи, меня так проинструктировала, что я могу теперь не то что один примус, а целую фабрику примусов поджечь.
Людмила. Ой, не могу! (Хохочет.) Он такой смешной, Абрамчик… С ним прямо с ума можно сойти от смеха… Прямо голову можно потерять…
Тоня(Васе). Я положила в вазочку.
Людмила. Ну, а у вас как дела? Все сделано?
Вася. Все. Только неизвестно, куда сахар сыпать.
Людмила. И ничего у вас не сделано. Разве так засыпают чай? Колбасу не нарезали. Баранки не развязали. Хлеб не вынули. Никуда не годная парочка. Давайте я сейчас все устрою. Товарищ Абрам, садитесь сюда, вы вполне заслужили.
Абрам. После трудов праведных.
Людмила. А вы, товарищ Тоня, рядом со своим супругом. А я рядышком со своим супругом. Вот так. Теперь будем чаек пить…
Входит Емельян Черноземный, поэт и физкультурник.
Емельян. У вас, братва, сегодня переночевать можно? (Увидел все общество.) Эге, да у вас тут, я замечаю, целый банкет с девчатами. (Подходит к Людмиле, потом к Тоне, всматривается в них.) Ничего себе девчата, подходящие. Честь имею представиться. (Тоне.) Демьяна Бедного знаешь?
Тоня. Знаю.
Емельян. Сергея Есенина знаешь?
Тоня. Знаю.
Емельян. Емельяна Черноземного знаешь?
Тоня. Н-не знаю…
Емельян(гордо). Так вот, Емельян Черноземный — это я. Поняла? Кого хочешь за пояс стихами заткну. Мою последнюю поэму знаете? Слухайте все! Называется «Извозчик». «Эх, сглодал меня, парня, город. Не увижу родного месяца. Расстегну я пошире ворот, чтоб способнее было повеситься. Был я буйный, веселый парень, аржаная была голова, а теперь погибаю, барин, потому — засосала Москва…» И-и-и… эххххх… А хотишь, могу и по физкультуре? На, пощупай, не дрейфь, пощупай! Во!
Людмила щупает.
Грудь — во! Кого хотишь по физкультуре за пояс заткну. А что? Может, брешу?
Абрам. Ну, поехал!
Емельян. Так ночевать можно?
Вася. Не угадал, старик. Видишь, у нас какое дело — женились.
Емельян