Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - страница 19

— Значит, ты сдаешь оружие?

— Это позор для нас!

— Имеете ли вы право как военнопленные держать при себе оружие?

— Я признаю себя военнопленным только в том отношении, что я остаюсь в Шейх-Ади и не пытаюсь вырваться с боем отсюда, пока не узнаю, как распорядится мутасаррыф.

— Прорыв привел бы вас к гибели, он уничтожил бы все.

— Бей, я хочу быть до конца честным и признаю, что наше положение очень плохое, но разве ты не знаешь, на что способна тысяча человек, доведенных до отчаяния?

— Я знаю. Тем не менее ни один из вас не прорвется.

— Но и не один из вас падет в бою! И учти, у мутасаррыфа в распоряжении еще линейный и драгунский полки, большая часть которых осталась в Мосуле. Прибавь к этому помощь, которую он может получить из Киркука и Диярбакыра, из Сулимании и других гарнизонов. Прибавь артиллерию — и ты признаешь, что хоть ты и господин в этой ситуации, но недолго им останешься.

— Следует ли мне отказаться от победы, не пользоваться ею лишь потому, что позднее меня могут разбить? Пусть мутасаррыф приходит со своими полками, я дам ему знать, что это будет стоить вам жизни, в случае если он меня еще раз атакует. А если у него в распоряжении есть еще силы, то я тоже могу этим похвалиться. Ты знаешь, что достаточно одного моего знака, чтобы поднять против мутасаррыфа такой смелый народ, как курды. Но я люблю мир, война мне претит. И хотя я собрал здесь езидов из всего Курдистана и граничащих провинций и мог бы поднять факел восстания, я этого не делаю. Я хочу пока оставить тебе и твоим воинам оружие, но я обещал одному моему союзнику пушки.

— Кто этот союзник?

— Ни один езид не предаст друга. Итак, ты сохраняешь свое оружие, но отдаешь все боеприпасы, и за это я тебе обещаю позаботиться о провианте, который тебе необходим.

— Если я отдам боеприпасы, это все равно как если бы у тебя было мое оружие!

Али-бей улыбнулся.

— Ладно, оставь у себя и боеприпасы, но я тебе скажу лишь одно: когда твои люди проголодаются и ты у меня попросишь пищу, я буду ее менять лишь на ружья и пистолеты, сабли и коней. Значит, поэтому вы и не военнопленные, мы просто заключаем с вами перемирие.

— Вот как? На это я могу пойти.

— Как видишь, я снисходителен. Теперь выслушай мои условия. Вы останетесь в долине Шейх-Ади без связи с внешним миром, воздерживаясь от любых военных действий против меня, вы уважаете наши святыни и наши дома. В святыни вы не должны входить, в дома же — только с моего разрешения. Перемирие продлится, пока вы не получите приказа от мутасаррыфа. Но этот приказ вам отдадут лишь в моем присутствии, любая попытка бегства, даже одного человека, любое действие, противоречащее нашей договоренности, сразу же отменяет перемирие. Вы должны сохранить ваше теперешнее положение, а я — мое. За это я тебе обещаю воздерживаться от любых военных действий до указанного момента. Ты согласен?

После короткого размышления и нескольких несущественных дополнений и замечаний каймакам принял условия. Он с пылом ходатайствовал за макреджа и требовал его выдачи, но Али-бей остался непоколебим. Принесли бумагу, я набросал договор, который оба подписали. После этого офицер возвратился в долину, причем ему разрешили захватить с собой тех троих солдат.

Теперь Пали, гонец бея, ждал приказаний своего начальника.

— Ты не напишешь письмо мутасаррыфу? — спросил меня бей.

— Напишу. Только что ты ему хочешь сообщить?

— Теперешнее положение его войск. После скажи ему, что я желаю вести с ним переговоры, что ожидаю его здесь или же могу встретиться с ним в Джерайе. Встреча состоится послезавтра в первой половине дня. Можешь так написать?

— Да.

Несколько минут спустя я сидел в палатке и писал письмо губернатору, который наверняка при чтении не будет иметь ни малейшего представления, что оно составлено его протеже. Писал я, держа бумагу на колене, справа налево. Не прошло и получаса, как лошадь, несшая Пали, умчалась в сторону Баадри.

Езидский праздник был неожиданным образом расстроен, но никто по этому поводу особо не сожалел, все радовались, что удалось отвести несчастье, грозившее людям в Шейх-Ади.