Том 9. Учитель музыки - страница 13

стр.

– Докажите и докажите, что вы Петр Иваныч.

И должно быть, вид у меня был жалости подобный – еще бы! когда тебя не признают за тебя, а ты сам и есть живой налицо.

– Может, вас тут знает кто?

А кому тут знать, в Вержболове? И вдруг вспоминаю: видел, в буфете, и как раз против меня за столиком сидел, тоже чай пил и тоже, как я, распаривался благодушно, артист Варламов>23, и я заметил, ротмистр подходил к нему.

– Постойте, есть! Сидит тут в буфете артист Варламов, известный всей России.

– Варламов, как же! – и ротмистр с необыкновенной готовностью вышел справиться обо мне в буфет.

А я остался с жандармами. Признаюсь, и посмотреть на них мне было страшно.

– Нет, не слыхал, не знает! ничего не знает!

«Ну, – думаю, – погасили!».

– По телеграфу вас задержать велено, – сказал ротмистр как-то совсем по-другому, совсем не так, как встретил, или прочитал он что на моем «погашенном» лице? – вот и ваша карточка.

И как глянул я на карточку, так не то, что в сапоги, а из сапог вот-вот душа выскочит: поразительно – моя! я – вылитый я! все, и глаза и нос и даже шляпа, с меня, с меня самого! А вместе с тем, не могу уловить что, а не мое – нет, не я. И вижу, что не я, а в чем дело, не догадываюсь.

И долго бы мне так в догадках мучиться, спасло наитие – на наитии, как известно, основаны все великие изобретения – снял я шляпу, да себя за ухо: то за одно, то за другое.

– Уши, – говорю, – видите?

А сам все тяну: то за одно, то за другое.

– Уши не мои.

Тут и ротмистр к ушам. И все жандармы – и откуда такой народ подбирается рослый, жандармы! – все жандармы за ротмистром: посмотрят на карточку – и на уши, и опять на карточку – и на меня.

– Ошибка! не ваши! совершенно верно.

И я почувствовал, как в руках у меня очутился паспорт – ротмистр в руку его мне сунул.

До вагона дошел я без шляпы: в одной руке – шляпа, в другой паспорт, в третьей… (от страха и других высоких чувств не только теряют голову – голову потерял! – но, я вас уверяю, что-то новое приобретается!) в третьей руке – уши.

До вагона провожал меня ротмистр: с ним тоже раз было, это он мне дорогой рассказал, чуть не «погасили»…

* * *

Три кукушки одна за другой прокуковали полночь. Оставалось только посошок да и по домам. И на загладку обнес хозяин пряником – заглядишься: как сливки самые густые, такой на вид, и конь на нем в упряжи вскачь несется, везет телегу, – из Городца пряник, Городецкий, а раскусить не то что зубом, не возьмет и зубило, а надпись: «берегися».

Глава третья. На птичьих правах

1. Диковинки

По обычаю прежних лет на «Избиение младенцев» мы отправились к Корнетову. Чудак не предупредил и, туркнувшись на Кавалергардскую, мы поцеловали замок: оказалось, еще осенью вскоре после Летопроводца, никому не сказавшись, покинул он свое долголетнее насиженное гнездо. Хочешь не хочешь, а пришлось тащиться на противоположный конец. И с грехом пополам на «птичьих правах», вися на подножке трамвая, а само собой без билетов, добрались мы до Карповки. А от Карповки до Песочной рукой подать. И благополучно отыскали дом – вроде дачи, такая легкая стройка. Но тут-то и натерпелись.>24

Нам не только сказано было на Кавалергардской, но и собственными глазами все мы видели – в домовой книге записано, что квартира Корнетова № 3, а как раз № 3 в доме не было: было всего две квартиры и никакой третьей. И дворника не разыщешь – какие уж по нынешним военным временам дворники, хотя бы дворничиха высунулась! – и дворничихи нет, и спросить не у кого. Кто посмелее, заглянул было на черный ход, да сейчас же и назад: через всю лестницу врастяжку лежал рыжий пес, тихий и смирный, да кто же его знает! Правильнее всего было бы разойтись по домам, но это показалось очень обидно: в самом деле, не маленькие, в Петербурге и не отыскать!

Кто-то заметил в верхнем этаже красные корнетовские занавески. И ободрившись, решили ломиться в квартиру № 2. Впрочем, зачем и ломиться? – звонка не было, а дверь не заперта – и оставалось только приоткрыть дверь. Да так мы и сделали. И попали во тьму кромешную.

Абраменко, превратившийся по военному времени в начальника собачьей команды, наш поводырь, из всех самый находчивый, зажег спичку. И со всякими предосторожностями двинулись мы по кривой, промерзшей лестнице, которая и привела нас к искомой двери. Тут помянешь и математику!